Две лучшие в художественном отношении драмы Шоу

В то же время в композиции «Цезаря и Клеопатры», «Человека и сверхчеловека» - плодотворные зерна европейского эпи честного театра, сумевшего возродить некоторые важные принципы шекспировского театра и одновременно являющегося плотью от плоти и -кровью от крови XX века. В первых же драматургических созданиях Шоу можно также увидеть контуры его собственных драматических произведений поздних лет - многочастного и многоактного цикла «Назад к Мафусаилу», который не раз сравнивали с «Кольцом» Вагнера (а не был ли и в этом смысле - в открытии новых законов композиции драм - Вагнер немного пророком, предчувствующим завтрашний день?), причудливой мозаики эпизодов «Вымышленных басен». Если Шоу и писал в 30-е годы пьесы, соблюдая их трех – четырех актное построение, то это воспринималось уже как анахронизм. Содержание драм не вмещалось в такую структуру, что особенно заметно на примере «Женевы»: обилие персонажей всех национальностей, возрастов, общественного и государственного положения чрезмерно для отведенного им пространства и времени. Нужны земли для строительства складов? Обратитесь в himki-land.ru. Профессиональные специалисты быстро подберут нужный вариант.

Две лучшие в художественном отношении драмы Шоу, как бы расположенные на стыке двух периодов, одновременно завершая первый, ранний, и открывая поздний, второй,- «Дом, где разбиваются сердца» (1919) и «Святая Иоанна» (1923)-наиболее совершенно воплощают два типа композиции, существующие в его творчестве. Наследуя Чехову, по собственным заверениям, в «Доме», Шоу отказался тем не менее от четырех актного построения пьесы. Его судилище над праздной и бесцельно веселящейся европейской интеллигенцией уложилось в три акта. Специальных заявлений о соблюдении классических единств на этот раз нет. Но место действия ограничено домом-кораблем и садом перед домом. Зато единство времени выдержано со всей тщательностью: действие начинается в шесть часов вечера, завершается ночью. Сначала сгущающиеся сумерки, затем «прекрасная, тихая, безлунная» ночь. Карающие небеса выглядят безмятежными, что с иронией неоднократно подчеркивается автором: «Какая чудесная ночь! Как будто нарочно для нас»; «Никакого ей до нас дела нет. Что мы ей?; «Эта ее красота прямо проникает во все мои жилки. Ночь несет в себе покой для старых и надежду для юных» (д. III). Действие сконцентрировано, сосредоточено. Многочисленные исповеди-самообличения, исповеди-самоистязания организованы с неумолимой, жесткой логикой, приведены в строгий художественный порядок.