Культурный герой
источник http://www.tarabarov.com

Сергей Тарабаров: "Наивное искусство очень в каком-то смысле экологично"

Сергей Дмитриевич Тарабаров – культуролог, коллекционер, куратор, основатель Общественного фонда наивного искусства «Остров Тарабаров».

— Сергей Дмитриевич, что же это за искусство такое – наивное? Обусловлена эта наивность сюжетами или техникой изображения? Или характерами художников?

— Что такое наивное искусство знают далеко не все. Некоторые думают, что это когда какие-то бабушки, какие-то дедушки берут краски и пишут. Это не совсем верно. Если в двух словах, то я бы сказал так: наивный художник – это такой художник, которому Господь дал возможность переносить на холст красоту земную, но не дал возможности выучиться на художника. И, знаете, образование их иногда даже портит. Те, кто живет близко к городу, начинают общаться с художниками и становятся не то чтобы профессиональными художниками, а просто начинают писать по правилам. Наивные художники не знают правил, как правило. И они никогда не пишут с натуры – они пишут тот мир, который у них в душе: у них есть некий образ, и именно его они переносят на холст. Один ребенок однажды объяснил учителю рисования, почему он не смотрит на березу, когда ее рисует: потому что он и так знает, как береза выглядит. Наивный художник тоже знает, что и как выглядит, поэтому может рисовать дома, в сарае, на кухне – неважно где, ему абсолютно все равно…

— А насколько вообще присутствует в наивном искусстве момент детского?

— Что касается детства, я могу вот такую аналогию провести. Если вдуматься, вспомнить, то становится понятно, что человеческие знания передаются не от отцов к детям, а от дедов к внукам. Они близки в чем-то. Деды близки к детям, наверное, в том, что они уже жизнь прожили и стали смотреть на все просто – и ребенок на все смотрит просто, с той лишь разницей, что ребенок только осваивает этот мир, а старик этот мир уже сконцентрировал в какие-то сказки, легенды, верования, традиции. Весь этот культурный контекст дед внуку и передает.

Может быть, общее видят с детскими рисунками в неумелости. Но дело в том, что наивный художник не обязательно умеет рисовать. Тем не менее, на некоторых картинах чудные совершенно вещи возникают. Как сказал один коллекционер про художника Василия Григорьева: «Все неправильно, но – гениально!» А может быть, люди как бы защищаются от мира этой «детскостью». Но толковать слово «наивный», а за ним и художников, как «дурачок» – нет, ни в коем случае. «Наивный» настолько чист душой, что может рассказать об этой очень сложной жизни очень просто.

В принципе наивный художник и ребенок – это абсолютно разные вещи. У детей есть детская гениальность – условно, до 7–8 лет, а «наивные» начинаются ближе к закату, то есть ближе к пенсии. Или в связи с тем, что в их жизни что-то происходит. Например, учителю физкультуры отдавило ногу плитой. Он не может дальше быть учителем – зато стал очень хорошим наивным художником. А от другого художника ушла жена – и у него случилась любовная трагедия. Теперь он пишет шикарные наивные ню.

— Складывается парадоксальная ситуация. Многие наивные художники, судя по их биографиям, – это люди уже далеко не молодые и, как сейчас принято говорить, непростой судьбы. При этом их картины наполнены яркими чистыми красками, теплыми и добрыми сюжетами, сказочными героями, религиозными персонажами. В них нет ни капли агрессии, злобы, что, в общем-то, удивительно, учитывая все их жизненные перипетии…

— Как раз потому, что они – наивные, они воспринимают сердцем не злобу мира, а его доброту, его божественную ипостась. Они пишут тот самый тварный мир, который от Бога, а не от дьявола.

С другой стороны, например, у художника Александра Суворова жизнь совсем не была трагической, а напротив – очень ровной, размеренной, в Тверской губернии. У него и живопись такая – близкая к народной картине: какие-то добрые, очень позитивные пейзажи, человеческие занятия и так далее.

В каком смысле судьба их непростая? Дело в том, что удары судьбы, влияние внешних обстоятельств, иногда действительно трагических, высвобождают в людях то самое художественное, что было на самом деле всегда. Когда их помещают, например, в тюрьму, они не общаются с миром, а начинают картинки рисовать на пачках табачных – и становятся гениальными художниками. Но это – аутсайдеры. А наивные художники в обществе живут как обычные люди. Правда, их внутренний мир лишь косвенно связан с тем, чем они занимаются, с их профессией и бытом.

— И много среди наивных художников аутсайдеров?

— Среди наивных художников это, конечно, не очень распространено. Аутсайдер – совершенно определенное понятие: это художник, который находится за гранью – вне общества, неофициально. Аутсайдерами формально можно назвать два типа художников: те, которые сидят в тюрьме, и те, которые находятся в психиатрической больнице. Они – вне социума, часто ограничены в свободе. Вот, например, художник Лобанов – это чистый аутсайдер, он всю жизнь провел в психиатрической больнице. Впрочем, место пребывания наивного художника ничего не значит.

Наивным может быть даже профессиональный художник, что, конечно, спорно, но теоретически возможно. Почему их одно время называли «инситными» художниками? Потому что эта наивность появляется извне, неожиданно. В России просто прижилось название «наивные». Еще Кандинский о них говорил: «Эти чистые художники, наивные». Чистые не в смысле помыслов, а в том смысле, что они – именно художники, и больше никто.

— А со стороны профессиональных живописцев, большой культуры, нет ли снисходительного отношения?

— Есть, но очень редко. Дело в том, что диалог между современным, авангардным искусством и наивным возник сразу же с появлением первого. Авангард даже открыл некоторых художников. Известная история – как Пикассо закатывал вечера в честь французского примитивиста Анри Руссо, он очень любил этого художника. Правда, кто-то пишет в воспоминаниях, что Пикассо над Анри посмеивался, но оно и понятно – над наивными можно немножко и подтрунить. Или, скажем, «Кружок Ларионова». Они нашли в свое время Нико Пиросмани – гениального грузинского самоучку. Есть Генералич, известный югославский художник. Есть Гранма Мозес – Бабушка Мозес, с которой все носятся в Соединенных Штатах и работы которой на аукционах стоят по двести с лишним тысяч фунтов.

У нас в России, как ни странно, есть несколько художников такого же уровня: те же Леонов, Суворов, Волкова. Но вот Анри Руссо с Пиросмани все знают, а что у нас в России есть художники не меньшего ранга, знает совсем мало людей.

— А как при всем при этом – чистоте, живописности, что нынче не в моде, при этой понятности и очевидности изображенного, наивное искусство встраивается в искусство современное, где достаточно много агрессии, хай-тека, так называемой концептуальности?

— Конечно, у наивного художника нет никаких концепций. И вообще наивный художник, как правило, неспособен к развитию. Он сразу обладает всем комплексом того, что у него есть: всем талантом, всем художественным языком – и развивать это не умеет. Есть, конечно, отдельные персонажи – Катя Медведева, Елена Волкова, которые все же немного развивались в связи с общением в художественной среде.

А как вписывается?.. Когда у нас была галерея наивного искусства «Дар», мы его позиционировали как такое же актуальное, современное искусство, но – наивное. Как некую стратегию выживания – не для художников, а для людей. Ведь наивное искусство очень в каком-то смысле экологично. Не в том плане, что художникам все равно, на чем писать, – на дерюге, на фанере или строительными красками. Речь идет об экологии сознания. Вообще интерес к наивному искусству волнообразен. Когда все хорошо, когда начинается сплошной шопинг, про наивное искусство забывают. А когда, например, в обществе становится меньше свободы или возникают проблемы гармонии с природой, то про наивное искусство вспоминают. И идут к нему, если не учиться, то хотя бы посмотреть, как же это так люди умудряются быть вот такими вот… наивными. Поэтому в каком-то смысле наивность для человечества – это очень важная вещь, которая на самом деле незаметна, но очень сильно противостоит всему, что связано именно с современной жизнью, ее суетой, телевидением, масс-медиа и так далее.

— То есть это такая прививка человечности?

— В каком-то смысле, да. И это очень подходящее слово – именно эстетическая прививка. Вот зачем ходить на выставки наивного искусства? Чтоб прививку получить!

— Сергей Дмитриевич, сегодня вы возглавляете Общественный фонд наивного искусства «Остров Тарабаров». Что это за фонд и откуда такое название?

— Остров Тарабаров – это целая история. Такой остров действительно есть, вернее – был, в городе Хабаровске, на реке Амур. Я об этом узнал случайно, мне позвонили и говорят: «Сергей, там твой остров показывают по телевизору целыми днями». Остров сравнительно небольшой – километров двадцать. И называется – Тарабаров, что мне очень понравилось. Тогда китайцы стали на него претендовать, там проблемы с границами были или что-то в этом роде. И в какой-то момент времени, очевидно, для улучшения отношений с Китаем, вопрос решили закрыть навсегда и этот остров отдали – он теперь называется по-китайски. Поэтому, когда галерея наивного искусства «Дар» прекратила свое существование в помещении на Полянке, мы с женой организовали общественный фонд для консолидации общественных усилий по поддержке наивного искусства и назвали его «Остров Тарабаров» – как некое пространство, обособленное от всех. Мы как бы объявили, что, хотя остров Тарабаров и отдали, мы свое искусство не отдадим. Мы уже сделали несколько крупных выставок, реализуем какие-то проекты по продвижению наивного подхода к жизни. Вот, например, мой последний проект – как я его называю, художественно-информационный сайт tarabarov.com. Там уже есть окна, двери, стены, кое-где мебель стоит. Со временем там будет опубликован весь архив галереи «Дар», все, что связано с наивным искусством, все, что связано с моими другими занятиями, – вот такой художественный проект.

— А кого можно считать жителями «Острова Тарабаров» и велико ли население?

— На самом деле, очень неожиданные люди живут на «Острове». Во-первых, те, кто покупает наивное искусство, потому что лучшая форма поддержки искусства – это его покупка. Среди покупателей – достаточно изысканные люди: дипломаты, журналисты, представители интеллектуальных профессий. Как ни странно, порой очень крупные бизнесмены. Я знал одного сталелитейного магната, который у себя в кабинете держал крестьянскую «картинку» Александра Суворова. Но, конечно, надо определенной смелостью обладать, чтобы в своем хай-теке повесить наивную картину.

Другие люди – это те, кто приходит на выставки, кто дружит с галереей, кто предоставляет помещения и возможности для проведения выставок, да и вообще все, кто хорошие слова про наивное искусство говорит. Всех тех, кто понимает, что наивное искусство – это важная целительная прививка, можно было бы назвать гражданами «Острова Тарабаров».

— В таком случае, главным событием для всех жителей «Острова», наверное, на сегодня является участие Фонда в V фестивале коллекций современного искусства, в рамках которого вы представляете выставку «О наивном и вечном на земле»…

— Да, и эта выставка в каком-то смысле предваряет экспозицию «В поисках утраченного времени. Современный русский наив», которая откроется 10 августа в музее Царицыно. У нас, как мы говорим, – наивная сущность наивного искусства. В экспозицию мы взяли четырех художников.

Вот Елена Андреевна Волкова. Она жива, здравствует, правда, больше не пишет – ей уже за 90 лет. Это такая русская сказочница в наивном искусстве. В ее картинах, особенно последних лет, живут этакие «празвери», то есть звери, которые в культурном контексте человечества, в сказках, очень подробно и широко описаны. На выставке представлены «Лев», гуляющий по берегу Москва-реки, «Корова», «Волк» – в окружении грибов, почему-то, а не зайцев и кроликов, – и «Белая лошадь», этакая Сивка-Бурка. То есть это не просто животные с большими человеческими глазами, а некие серьезные культурные символы. Известно, что в сказках они передают массу информации, это как бы такие «свернутые» тексты, которые можно бесконечно разворачивать. Сегодня это особенно важно, потому что культура становится все более визуальной: люди все меньше читают и все больше смотрят телевизор, играют в компьютерные игры. Поэтому, если дети придут и увидят эту выставку, они будут счастливы, потому что таких зверей они нигде и никогда не видели. Это волшебная, сказочная составляющая народной культуры в наивном искусстве.

Что касается Василия Григорьева, то это художник, который с юности продавал свои картинки на рынках. Он донес до нас принципы и эстетические штрихи посадской культуры, культуры пригорода. Все очень празднично: если это цветы, то огромный букет, еле помещающийся на холст; ночь, тройки мчатся, лебеди плавают, везде изобилие и все хорошо.

Третий художник – Александр Суворов. Жил в глухой тверской деревушке, где медведи, олени, прочая живность, Волга рядом, леса до самого севера. У него – народно-крестьянская картина. Там нет никаких драм, все очень гармонично – некое зачарованное царство, где всем хорошо: людям, зверям, природе, всем на свете. У него сравнительно небольшие работы, в том числе очень интересные деревянные скульптуры, сохранилось которых крайне мало, к сожалению. А еще он в какой-то момент начал расписывать рамы. Рамы он делал из чего попало, выпиливал неровно, а чтобы неровность была не видна, он ее закрашивал. Закрашивал – начал цветы рисовать, и получалась картина с обрамлением из цветов. Или, например, он картину написал, и что-то ему в ней не нравится. Он говорит: «Я тогда лодку подогнал… и стало нормально» Представляете, про картину сказать: не «написал лодку», а «подогнал к берегу лодку», то бишь нарисовал ее. То есть он не пишет картины, а буквально воплощает мир, который видит.

И Михаил Ржанников – очень интересный и своеобразный художник. В юности и в детстве он жил на Урале, а потом переехал в город Липецк. Кто бывал в Липецке, знают, что это такой пригород Липецкого металлургического комбината: заводской, серый, кое-где невзрачный город – во всяком случае, он мне таким показался. И вдруг – волшебное фантастическое многоцветье, ясные краски на полотнах. Одна дама-искусствовед даже посоветовала ему не смотреть телевизор, чтобы не испортить себе художественное зрение. А картины он начал писать следующим образом: они с женой жили бедно, и у них не было ковра, а в Советском Союзе считалось, что если ты без ковра, то значит ты нищий. Он жене говорит: «Дай мне простыню, я напишу ковер». Взял эту простыню, загрунтовал ее, сначала рисовал акварельными красками – ничего не вышло, потом кто-то посоветовал масляными красками попробовать. Перерисовал картинку из календаря. К слову, у меня эта работа есть. Вот такой факт: из двуспальной простыни сделал первую свою картину. Ржанников сам делал подрамники, рамы, раскрашивал их – у него все рамы авторские, так что на выставках проблем не было – все картины уже в рамах.

Вот такие четыре художника, которые, несмотря на очень разные жизненные обстоятельства, сохраняют в себе очень яркий, очень эмоционально-добрый мир без агрессии, фрустрации современного искусства, современного мира. Там нельзя представить, что такое, например, офисный планктон: в их мире это невозможно, потому что там всем хорошо.

— А есть какая-то географическая характеристика наивного искусства? Например, в столице его меньше, а чем дальше в провинцию – тем более оно распространено и любимо?..

— У нас на выставке представлено творчество московской художницы Елены Волковой, подмосковного художника Василия Григорьева, Александра Суворова из тверской глуши, липецкого мастера Михаила Ржанникова, а если взять намечающуюся выставку в Царицыно, то там еще ивановский Леонов, кто-то из Владимира и так далее. И география здесь совсем ни при чем. Дело в том, что в Москве – больше возможностей этим художникам проявиться. В Советском Союзе была очень мощная система самодеятельного творчества. Были районные, областные, республиканские и всесоюзные смотры, были дома народного творчества, и «наивные» шли как раз по этой линии, на них обращали внимание. Поэтому большинство наших художников, которых мы сегодня знаем, были выявлены еще тогда. А показывать их как «наивных» стали только в 1980-х годах. Сегодня наивных художников в каком-то смысле становится меньше, потому что идет всеобщая информатизация, преобладание массовой культуры. Но, с другой стороны, эта масс-культурность и постоянный стресс, как ни парадоксально, создают благоприятный условия. Ведь если в человеке есть эта «наивная художественность», она в таких условиях непременно проявится. Так что, в каком-то смысле, чем хуже – тем лучше.

— Получается, может настать такое время, когда наивных художников совсем не останется?

— А может оказаться и так, что разрешат искусством только «наивным» заниматься, чтобы не было агрессии. С другой стороны, убрать внешнюю агрессию – это как вынуть закваску из кефира, если говорить в отношении к современному искусству.

Вообще феномен наивного искусства очень связан с досугом. Чем больше у человека будет досуга, тем больше вероятность, что «наивное» будет жить, потому что человек всегда будет пытаться действовать не по правилам. Человечество за счет этого и живет: все время появляются какие-то, извините, дурачки, которые хотят быть не как все. Они по-своему знают все заранее, им не нужно ничему учиться. На мой взгляд, наивное искусство будет. Другое дело – будет ли оно нам нужно. Вот это – вопрос.

Беседовала Мария СБОЕВА

Поделиться ссылкой:

Роскультура - rus