Дама с собачкой

Алла Демидова – актриса Театра на Таганке, народная артистка России – в каком-то смысле человек-легенда. Ибо ее персональная судьба как бы пронизана самим Временем: Демидова начинала в шестидесятые, а играет – причем у самых лучших мировых знаменитостей (по преимуществу театральных) – до сих пор. Считая себя, тем не менее, «человеком с обочины», актрисой, что никогда не вписывалась в общее настроение эпохи.

Так было и тридцать лет назад, и двадцать, и сейчас: Демидова существует сама по себе, вне актерского сообщества. Прочитав мемуары Валерия Золотухина о Таганке, она, по ее словам, узнала много нового, несмотря на то, что оба, и Золотухин, и Демидова, работали в этом театре в одно и то же время. Мы встретились с Аллой Сергеевной в Сочи на фестивале «Кинотавр», где она тоже вела свою совершенно особую, отличную от общей тусовки жизнь: гуляла в одиночестве, посещала просмотры, пила кофе на набережной, встречалась с немногочисленными подругами. Никаких шумных сборищ, попоек до утра, безумного веселья.

И дело не в так называемом возрасте – она всегда была такой, отдельной, отличной от других, самодостаточной. Ее последняя роль в кино – у Киры Муратовой в «Настройщике», где Демидова сыграла даму «из бывших» – будто постаревшая чеховская «Дама с собачкой» вернулась в постсоветскую Одессу. Возможно, образ родился случайно: Демидова настояла на том, чтобы сниматься со своей любимой собачкой, которую не с кем было оставить в Москве; стоило Муратовой согласиться на мопса, как появилось и имя Анна Сергеевна, как у чеховской героини. Здесь, если вдуматься, множество созвучий: саму Демидову зовут Алла Сергеевна, да и Чехов ей не чужой – театральное сообщество помнит ее Раневскую в «Вишневом саде», выдающуюся Раневскую, сравнимую с великими МХАТовскими исполнительницами.

– Вам, наверно, это уже много раз говорили, но все же скажу и я: никто не ожидал от вас, серьезной актрисы, такого фокуса, как роль в «Настройщике» у Киры Муратовой, где вы, как говорит молодежь, «отвязались по полной»… Выражаясь культурно, блестяще сыграли гротеск…

– Вы знаете, я ни в коем случае не сравниваю, но скажу вам, что не было бы у Смоктуновского князя Мышкина в БДТ у Товстоногова – не было бы потом и «Берегись автомобиля». Так и у меня: «разминка» была давно, в роли Раневской в «Вишневом саде» у Эфроса, после чего роль забавной дамы «из бывших» в «Настройщике» пошла как по маслу. Надо вам заметить, что после сложнейшей работы в театре, к тому же над классическим текстом, играть в «Настройщике», несмотря на то, что режиссером была сама Муратова, – сущая безделица. Это вам не театр, не Чехов, а всего лишь кино.

– Насчет взаимоотношений театра и кино… Не знаю, можно ли говорить такое при вас, служившей театру столь долгие годы. Одна моя подружка, режиссер по профессии и человек весьма остроумный, как-то сказала: «Да ну, театр, три часа – общий план». Мне так тоже долго казалось. Пока не увидела Валери Древи в «Медее» Анатолия Васильева.

– Вы правы: в театре действительно есть два пути: реалистический, объемный и подробный, с одной стороны, и авангардный, тот, что вы у Васильева увидели, – с другой. Можно идти по пути реализма, по такому, знаете, широкому тракту русской реалистической школы, учитывая, что до тебя эту роль сама Книппер-Чехова играла: бери эту манеру и наполняй ее более современными интонациями, и все будет хорошо. И у многих, кстати, получается: хорошо играют, объемно, крепко. Однако мне это всегда не то чтобы не нравилось, но казалось малоинтересным. Мне, наоборот, любопытно было пойти в неизведанное – туда, не знаю куда, чтобы найти то, не знаю что. И вот на этом пути мне вначале очень даже везло: встретилась с Любимовым на Таганке, с Анатолием Васильевым, с греческими режиссерами выдающимися, с французскими. С Виктюком, кстати… Но потом, вы знаете, мне, как ни странно, надоела и та, и эта манеры. И реализм, и авангард… Который тоже постепенно начал меня утомлять. А Валери Древи, которой вы так восхищаетесь, идет по моим стопам – собственно, в такой манере я начинала работать.

– Алла Сергеевна, это, конечно, худший комплимент для актрисы: мол, я обожаю вас с детства. Но ничего не поделаешь: я действительно почти с самого детства пристально за вами слежу. Будучи актрисой интеллектуального склада, как вам удается и эмоции вдохнуть в роль?

– Вы знаете, я столько уже об этом говорила и писала, что мне трудно будет сформулировать ответ кратко… В эссе Розанова об актерской игре есть такой момент: восхищенный игрой одной актрисы, он пришел к ней за кулисы выразить восторг. И ничего не увидел, кроме …пустоты.

– То есть?

– Нет, эта пустота замечательная, в ней ничего плохого нет. Вот чем ты ее заполнишь – другой вопрос. Самое простое заполнить ее так: я в предлагаемых обстоятельствах. Хотя все уже давно научились этому нехитрому искусству – наполнять своими сиюминутными чувствами, обыденными такими, знаете… И ничего, сходит.

– А надо бы?

– А надо бы заполнять, как сосуд, медленно, постепенно: душой, характером, предысторией… Работать, чтобы фантом обрел плоть и кровь.

– Сейчас нет таких «сосудов» для вас? Неужели ничего не интересно?

– Ну, было бы интересно, откликнулась бы, наверно… Как у меня было с гениальным дирижером Колобовым, с которым мы сделали «Поэму без героя» Ахматовой. Или «Пиковую даму»… Но он, как вы знаете, умер уже… У меня вообще в жизни так: или я опаздываю с чем-то, или, стоит что-то начать, как оно и кончается – из-за смерти ли чьей-то, либо по каким-то иным причинам.

– А мне как раз кажется – при вашем-то складе, интеллектуализме и прочем, – что вы сложились как актриса. Могли ведь вообще не заметить, не позвать, не пригласить.

– Это как посмотреть: мне-то как раз кажется, что я недовоплотилась. И что сейчас мне играть? После того, что я делала со знаменитыми режиссерами в театре – играла Федру, Электру, Медею, – играть в сериалах? (смеется)

Собственно, я всегда была аутсайдером, человеком со стороны. Я и в зрительном зале всегда сижу сбоку, подсознательно, наверно, понимая, что я и есть аутсайдер.

– Я где-то читала, что вы с какого-то момента стали нежеланной актрисой – после роли лидера эсеров Марии Спиридоновой в «Шестом июля». Властям предержащим не очень понравилось, что вы показали противника Ленина сильной личностью, без карикатурности. Вроде после этого вас и перестали утверждать на роли, как режиссеры ни бились за вашу кандидатуру…

– Да мне даже допытываться неинтересно, почему так произошло. Но действительно, на многие роли не утвердили, это точно. Скажем, в «Двадцати днях без войны»…

– Где вы должны были вместо Гурченко играть?

– (Жестко) Это она должна была вместо меня играть, а не я вместо нее. Разница существенная. Ей и паричок придумали, похожий на мою прическу, и грим – в общем, сделали моей копией почти… А Герман очень хотел, чтобы я снималась, очень… Потом Тарковский мечтал снять меня в роли Хари в «Солярисе». Но опять не дали, запретили. Вот так и получилось. Одно время – в семидесятых – ни одного приличного сценария не было, который прошел бы мимо меня. Но я тогда привередой была ужасной – то не так, это не эдак. И эти роли, от которых я отказывалась, сыграли другие актрисы, и, надо сказать, многие хорошо сыграли. Потом я, конечно, раскаивалась – думаю, почему не согласилась, сглупила? Ну, а потом, по известным вам причинам, не я отказывалась, а мне роли не доставались. В общем, повторюсь, у меня как раз драма недовоплощения, а не наоборот, как вы говорите, – мол, при вашей психофизике вам многое еще и перепало в подцензурной стране…

– Насчет антреприз и сериалов я вас даже и не спрашиваю…

– Ну и правильно делаете. Я – и сериалы? Я – и антрепризы? Нет уж, увольте. Я вот даже от роли Ахматовой отказалась – при том, что знаю ее по диагонали, вдоль и поперек, книги о ней пишу…

– Почему?

– Получила готовый сценарий и поняла, что режиссер не нашел метода, что ли, как к ней, Ахматовой, подступиться. Ну не портретный же грим делать, в самом-то деле? Глупо… А как иначе это сделать, он не знает… Ну, Света Крючкова согласилась – и, знаете, она даже похожа отчасти на нее, ну, когда Ахматова уже была в возрасте… Да, похожа. И, уверена, сыграет великолепно. Но я отказалась, что-то мне претит в этом.

– Вы действительно сложная фигура: знамениты и востребованы, с одной стороны, с другой – аутсайдер.

– Что меня вполне устраивает. Если бы не чувствовала себя «человеком со стороны», давно бы с ума сошла. Особенно в театре, в этой клоаке человеческих взаимоотношений. А я уже в молодости дружила не с театральными людьми, а совсем с другими – скажем, композитором Эдисоном Денисовым, с художниками… Ну, не буду хвастаться своими друзьями.

– Это проблема хорошего вкуса – хотя ваша любимая Ахматова как-то сказала, что хороший вкус должен быть у портних... Кстати, о портнихах: где вы одеваетесь, не раскроете секрета? Вас, между прочим, называют самой элегантной женщиной России, вы знаете об этом?

– Приятно слышать, конечно. Одеваюсь у Сони Рикель – в большинстве случаев.

– И, как Катрин Денев, которая одевалась только у Ива Сен-Лорана, храните верность исключительно Рикель?

– Нет, я разные вещи ношу.

– Одеваться у одного модельера – скучновато?

– Да, иногда хочется чего-то другого – сам ходишь по магазинам, лавчонкам и что-то себе подбираешь. Что касается стиля Денев, она правильно все делает: нужно либо классически одеваться, либо артистично. Все остальное – то, что между, – провинциально.

Диляра ТАСБУЛАТОВА