Священнодействие укротителя: дирижеры о музыке и о себе

Что думают известные дирижеры о музыке и своем искусстве, об отношениях с инструменталистами и коллегами-руководителями оркестров, о новомодных трактовках в театре и на филармонической сцене? Один из самых известных дирижеров России Геннадий Рождественский и один из самых известных дирижеров Литвы Юозас Домаркас говорили об этом в ходе творческих встреч с публикой и журналистами накануне своих концертов в Санкт-Петербургской филармонии.

Литовский дирижер – выпускник Ленинградской консерватории, он периодически дает концерты в Петербурге. Много раз дирижировал здесь и Рождественский. По его словам, в Большом зале Филармонии – особая музыкальная атмосфера, которой нет больше нигде. Во многом она связана с наследием и традициями Евгения Мравинского, у него прямо или косвенно учились оба дирижера.

– Как бы вы оценили уровень сегодняшней музыкальной культуры в мире? Готова ли публика воспринимать сложных современных композиторов – или оркестрам придется подлаживаться к ориентации публики на популярные мелодии?

Г. Р. – Мне кажется, уровень падает. Это объясняется всей современной жизнью – ее темпами, ее запросами, ее культурой.

Но есть места, где интерес к классике определяется реальными показателями. Скажем, Лондон. Зал «Королевский Альбертхолл» вмещает восемь тысяч человек. Там каждый год исполняется «Мессия» Генделя. На сцене находится профессиональный дирижер, профессиональный оркестр и профессиональные солисты. А хора нет. Хор – это публика. При входе в зал стопками лежат хоровые партии. Написано: «Сопрано», «Альты», «Тенора» и «Басы». Тот, кто считает себя, например, тенором или басом, подходит к пачке и берет ноты. Это говорит о том, что он в состоянии эти ноты читать. Исполнение не останавливается, не бывает такого, чтобы это не состоялось. А идут на такое исполнение потому, что находят в этом огромное удовольствие, огромное наслаждение. Элементарного музыкального образования, просто-напросто знания нотной грамоты оказывается достаточным, чтобы реализовать такое исполнение «Мессии» Генделя.

В Англии уже много лет можно наблюдать исчезновение профессиональных хоровых коллективов. Оратории, кантаты и т. д. поют любители. Они – чиновники, продавцы, водители автобусов. Репетируют несколько вечеров. Администрация, конечно, от этой идеи в восторге, потому что им не надо платить. Так что, все в выигрыше.

Это развитие самодеятельности. Нужно много времени, чтобы оно стало возможным в России.

Что касается оркестрантов, вопрос заключается в том, как они играют. В Москве десять оркестров или даже больше – значит, есть публика, которая приходит на их концерты. Но можно считать, что это один и тот же оркестр – по составу. Это несчастные люди, которые должны бегать из одного оркестра в другой в погоне – вы сами знаете, за чем. В Лондоне тоже есть десять оркестров, но там не бегают…

Ю. Д. – Публика никогда не хочет новой музыки. Мы даем ее понемногу. Комбинируем, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Чтобы был хороший концерт Моцарта или Сибелиуса с хорошим пианистом – и концерт для оркестра, например, Лютославского. Кого-то новая музыка и зацепит. Но есть такая тенденция, что некоторые коллективы работают на грани поп-музыки и приглашают певцов с известными именами.

У филармонии есть концерты, рассчитанные на молодежь. Есть воскресные концерты для всей семьи: «дедушка, бабушка, мама, папа и я» – все собираются вместе, от маленького до пожилого человека. Эти концерты – чуть-чуть с уклоном в популярную симфоническую музыку, но не в попсу. Мы не жалуемся, у нас довольно много слушателей на концертах.

– Как вы относитесь к оперным постановкам с осовремененным действием и к новым трактовкам симфонической классики?

Ю. Д. – Мне приходилось видеть несколько последних спектаклей… В Вильнюсском театре одну из последних постановок «Кармен» делал польский режиссер. Визитной карточкой спектакля был ходивший по сцене мужичок с крыльями ангела, в кирзовых солдатских сапогах. В самом драматическом, «кинжальном» месте оперы две живые лошади вытаскивали чучело быка. Лошадки время от времени, от испуга из-за обилия публики, делали на сцене свое нечистое дело. И все забывали про Кармен и смотрели, что будут делать эти лошади. Пошла такая мода – видимо, нас, музыкантов и режиссеров, стало так много, что мы нормальным, чистым искусством уже не можем пробиться. Тут нужен очень большой талант, суперталант. А можно шокировать, сделав так, как еще никто не делал. И шокируют.

Книга английского музыкального критика Нормана Лебрехта «Кто убил классическую музыку» стала бестселлером. На русском языке она вышла в 2004 году в московском издательстве «КлассикаXXI». В ней говорится о том, что классику убили менеджер, директор – все те люди, которые занимаются коммерческими делами в искусстве. Плохой режиссер не виноват в том, что неталантлив: он таким родился. Но почему его приглашают? Потому что генеральному менеджеру не нужно, чтобы это было классически и традиционно: «Что там? Опять нафталин? Опять «Травиата», кринолины… Давай что-нибудь новенькое!»...

Г. Р. – Я отрицательно отношусь к тому, что в каждой оперной постановке, скажем в «Волшебной флейте» Моцарта, действие происходит на бензоколонке или подводной лодке.

Но ведь и критики сейчас нет. Критик не может написать полноценную рецензию на впервые исполняемое сочинение, на изучение которого я потратил полгода. Он в 160 раз технически оснащеннее меня, что ли?

Потом: есть система штампов. Играешь русское сочинение в Париже – обязательно будет фраза «Чайковский из первых рук», а если Брамса – напишут «Брамс а-ля рюс». Что это такое, не знает никто.

– Как вы смотрите на дирижерские опыты известных инструменталистов?

Г. Р. – Происходит подмена профессии. Часто приходится слышать мнения артистов оркестра, которые в данном случае, как мне кажется, – самые объективные люди: они работают со вставшими в последнее время за пульт людьми смежных профессий: инструменталистами, певцами. Как правило, на вопрос «Ну как вам этот X, Y, Иванов, Петров, Сидоров, какое впечатление он на вас производит?» – звучит один и тот же ответ: «Ну, что вам сказать… Он очень хороший музыкант…». В этом, собственно, никто и не сомневается. «Ну, а как же вы с ним играете?» – «Это очень просто. На него не надо смотреть». Вот и все. Меня это ужасно огорчает, но я не вижу никакого способа этого избежать. Потому что играть на рояле трудно, на скрипке, говорят, еще труднее, а дирижировать (как они считают) – куда легче.

Ю. Д. – Я наблюдал несколько репетиций с Давидом Ойстрахом как дирижером. Ну, приходит Давид Ойстрах к Госоркестру, дирижирует. Очень симпатичный человек, все его любят, просто молятся на него. Хорошо помню, он дирижировал увертюрой «Летучий голландец». Профессиональному дирижеру там есть что делать. А тут… Оркестранты играют наизусть. Улыбаются: «Давай, Додик! – мы тебе поиграем». Но это действительно так, когда он приходит к сильному оркестру, где все – друзья. Никто его не критикует. Ну, попробуй критиковать Ойстраха! – не будешь понят. Если у человека получается – это хорошо. Но если у него есть пробелы, и профессиональный дирижер сделал бы это грамотнее, – тогда извините… Здесь есть некоторая спекуляция… Ты заработай имя как дирижер собственным потом!

– Каким же должен быть дирижер?

Ю. Д. – Дирижер должен быть умным. Он должен быть всесторонне образованным – по мере возможности. Знать и литературу, и живопись. И, если хотите, политику и экономику тоже. Это бывает нужно. Он должен быть хорошо подкован психологически. Дирижер не может позволить себе быть самодуром: вот, ты на меня не так посмотрел, а я тебе, пользуясь своим положением, сделаю… Это уже пропасть – если человек такое допускает, он погиб, ничего не выйдет. Мое кредо работы с оркестром – никогда не мстить, не держать ни на кого зла, иначе это обязательно проявится и не простится никем. Но, конечно, надо быть строгим.

Г. Р. – В профессии дирижера присутствует нечто от профессии укротителя, но укротителя-доброжелателя. Когда он перерастает в тирана, результат падает.

Было чрезвычайно волнительно и поучительно наблюдать за работой Евгения Александровича Мравинского. Пожалуй, я даже неправильно сказал «за работой» – наблюдать за священнодействием. Как обычно и бывает, в то время мы вряд ли могли оценить все это по достоинству. С течением времени оценка все растет и растет. Огромная фигура, и до сих пор это имя находится на должной высоте по всему миру.

Василий КОГАЛОВСКИЙ