Сергей Мирошниченко на фестивале в Бордо

C 6 по 11 мая 2010 года в г. Бордо проходил фестиваль «Вечера российского кино в Бордо. Санкт-Петербургские встречи». Кинопоказы состоялись в четырех кинотеатрах г. Бордо: «Мегарама», «Утопия», «Фестиваль» г. Бегль и в кинотеатре на Международной Ярмарке в Бордо. Фестиваль был посвящен 65-ой годовщине Великой Победы, культуре и искусству г. Санкт-Петербурга.

Киносмотр проходит на Юге Франции уже во второй раз. Первый фестиваль «вечера российского кино в Бордо» состоялся в апреле 2009. В программу вошел показ фильмов режиссера, профессора ВГИК, лауреата Государственной премии России, заслуженного деятеля искусств России, обладателя гран-при американской телевизионной академии "Эмми" Сергея Мирошниченко.

В этом году Сергей Валентинович вновь посетил Бордо. В этот раз он представил вниманию зрителей два фильма «Гергиев. Сумерки Богов» и «Рожденные в СССР. 21 год».

- С удовольствием участвуя вот уже второй год в Фестивале Русского Кино в Бордо, просмотрах фильмов и дискуссиях, я отметила одну особенность: в ваших работах всегда показана одна конкретная жизнь, жизнь реального человека, которую вы прослеживаете, как если бы она могла содержать в себе историю, эпоху, время.

- Так оно и есть. Представляете себе каплю, в которой отражается весь мир вокруг? Мне кажется, что документальное кино и есть такое отражение. Это в некотором смысле честнее, когда мы идем от малого к общему, чем когда фильм обобщает: дескать, «а давайте-ка я расскажу вам о русско-грузинских отношениях…» Взять частность и быть способным увидеть в ней отражение процесса либо созидания, либо распада всего общества, – вот главная задача, миссия режиссера: увидеть и затем это показать. Наверное, мое подсознание так работает. Я даже не ставлю себе такой задачи, просто само собой получается, что я постепенно ухожу от частного к общему.

Как-то раз, к примеру, мы поехали по реке Ангаре, и я просто снимал людей, в частности писателя Распутина. И в один момент я понял, что происходит большая экологическая катастрофа в Сибири. Люди, поселения, сама народная культура терпит распад, утрачивает себя. Именно так в реальности и случается этот переход: повествуя частное, ты так или иначе рассказываешь историю общего.

- Война в Грузии, Сталинские лагеря, Экологическая проблема в Сибири… Почему в ваших фильмах так много фактов и сюжетов, связанных с деструкцией в цивилизации, культуре?

- Как документалист я фиксирую некое движение большой Империи к ее финалу. Если человек не слеп, не ослеплен мишурой, которая окружает его сегодня, то он понимает, что страна в очень сложном положении. Может быть, потому я и снимаю в России, что как летописец, документалист я должен фиксировать, как это происходит. Моя задача – показать, что не все слепы, что есть еще много других людей, которые замечают истинное состояние вещей.

- В таком случае можно сказать, что ваши фильмы кому-то адресованы?

Да, я бы хотел вступать в диалог. Раньше я думал, что нужно вступать в диалог с…

- …с властью?

- Да, с властью. Сейчас я так не считаю. Я обращаюсь, может быть, поверх власти, к цивилизованным людям в этом мире. Катастрофа в России, если она произойдет, повлияет на Европу не в меньшей степени, чем на саму Россию. Это мое мнение.

Речь здесь не только об экономическом распаде, он – начало, он, конечно, имеет место, но происходит еще и истощение духовное, истощение мысли, а мысль есть главное. Конкуренция сегодня не экономическая, не военная, это конкуренция мысли. Истощение России, тот распад, к которому она движется, неизбежно приведет – ведь природа не терпит пустоты – к изменению населения на данной территории. А перемены эти повлияют в первую очередь на Европу, поскольку Россия есть некий буфер. Долгие годы, несколько столетий она служила коридором между Востоком и Западом. Владивосток, скажем, – один из европейских городов в самом центре Азии. Достаточно просто это осознать, что там, во Владивостоке, люди открывают и читают французскую литературу, а уже потом, может быть, иногда китайскую. Об этом надо задуматься! Житель Владивостока – он гораздо ближе к человеку западному, чем к китайцу.

Не понимать этого и не использовать данный коридор – просто глупо. Отнести эту огромную территорию к Востоку значит полностью видоизменить мир.

- Но что есть этот распад? «Незализанные» раны прошлого, пережитых этой страной драм и травм?

- Нет, другое. Нельзя поощрять в России рабовладельческий строй, как бы он ни назывался. Нельзя!

- О чем вы? О расслоении? Об иерархии?

- О бесконечной эксплуатации населения либо во имя идеи, как при коммунизме, либо во имя обогащения небольшого количества людей, как сейчас. Это приводит к тому, что раб – злобный, деградировавший, – он просто стал умирать. Пошел мор этого раба. Знаете, он болен уже такой болезнью, что просто вымирает. Он не хочет ни совокупляться, ни продолжать род.

- Он не сопротивляется и не верит.

- Да. Те, кто могли куда-то выехать, выехали. К тому же Россия отчасти лишена сейчас так называемой европейской «подпитки»: отторглись страны Балтии, две славянские республики – Белоруссия и Украина. Меняется, кажется, сам генотип страны. Что будет происходить дальше? Для Европы это всегда была большая страшная страна, которая может напасть, страна со своей историей, мощью, народом, медведем…

- Здесь, в Европе, и сегодня это видится так.

- А этого нет…

- Тогда у меня закономерно возникает вопрос: что же может стать позитивным движением в России, во что вы сами верите?

- Я борюсь за новое поколение, за молодых ребят. Они честнее, чем мы! В них нет ни советского, ни постсоветского хвоста. Они, правда, переболели всеми самыми худшими болезнями цивилизации, взяли все, что можно взять плохого, пережили сотни жизней в одной. Но есть понятие прививки: их как бы привили, и они начинают, наконец, оправляться от этой болезни. Кто переболел чумой и остался жить, не заразится второй раз. Эти ребята – очень перспективные, они свободны, они гораздо ближе к Европе, для них нет барьера – культурного, языкового.

Мои помощники, я в них верю. Они талантливы, и, думаю, они создадут гораздо более серьезные работы, чем я. Уже сейчас многие мои студенты делают так, как я не могу. Средний возраст тех, кто помогал мне при работе над « Суперками Богов », – 25 лет.

Мне так хочется, чтобы им оставили надежду! Надежду на то, что не будет стены, которая отделяет, что их не назовут прокаженными, что их примут в общество. Поверьте, они не хуже, чем, скажем, латыши. Только бы им дали этот шанс двигаться вместе с Европой, развиваться и пытаться построить настоящую демократию. Ради этого я там, ради этого работаю и преподаю.

Вот то, что для меня позитивно и во что я верю!

Беседу составила Ольга А. АЛЕКСАНДРОВА