Культурная мозаика
фото предоставлено автором публикации

Валентин Серов. Портретные истории. Часть первая

С молодости Валентин Серов носил звание лучшего рисовальщика и первого портретиста России.

Трудно сразу сказать, сколько портретов он написал за 39 лет творческой жизни. Очень много, сотни и сотни. И все разные. Ведь именно этот жанр был главным источником существования его семьи. «Пишу направо и налево…На всех частях света живут дураки, которым нужны, изволите видеть, «патреты»… Он вынужден писать купчих и дворянок, Красильщиковых и Ливенов, но нет-нет, да попадалась среди этого сонма лиц такая красота, как танцовщицы Карсавина и Рубинштейн, актриса Ермолова, коллеги Врубель и Коровин…

В одном из залов Третьяковской галереи висит внушительный, от пола до потолка, портрет великого оперного певца Федора Шаляпина. Он был написан, а точнее нарисован в 1905 году, углем и мелом. Скупой техникой рисунка, с использованием всего лишь черного и белого цветов, непростой характер и огромный талант Шаляпина показаны столь выразительно, что именно эта работа признана его каноническим портретом.

В мемуарах «Маска и душа», написанных в эмиграции, Федор Иванович вспоминал: «Серов… в портретах рассказал о своей эпохе, пожалуй, больше, чем сказали многие книги. Каждый его портрет – почти биография. Не знаю, жив ли и где теперь мой портрет его работы, находившийся в Художественном кружке в Москве?..»

Такое «неведение» Шаляпина о судьбе лучшего своего портрета, сразу после смерти художника в 1911 году попавшего не куда-нибудь, а в Третьяковскую галерею, можно объяснить драматическим исходом взаимоотношений двух знаменитостей.

Они много лет были по-настоящему дружны. Бывали друг у друга запросто, не предупреждая о визите, не стесняясь никаким временем. Серову импонировало, что Шаляпин – «настоящий», что вышел из народа, что щедр и широк, талантлив и трудолюбив. Но крайняя принципиальность мастера не позволила ему понять и простить поступка друга, когда на одном из представлений оперы «Борис Годунов» Шаляпин опустился на колени перед царской ложей и спел «Боже, царя храни» Николаю II – человеку, на совести которого был массовый расстрел людей в кровавое воскресенье 9 января 1905 года и бесславная русско-японская кампания. «Что это за горе, что даже ты кончаешь карачками. Постыдился бы», – писал Серов в Монте-Карло, куда Шаляпин уехал на следующий же день после происшествия. Отношения были разорваны, и, сколько друзья ни уговаривали Серова простить артисту минутную нелепость, тот отвечал: «Пусть я ничего не понимаю в природе актера. Но на колени никогда ни перед кем не стану. Бывают моменты, когда надо кое-что соображать!..». Больше они никогда уже не виделись.

Из-за своего непростого характера Валентин Александрович однажды бросил недописанным портрет Максима Горького, с которым тоже дружил. Произошло это все в том же 1905 году, когда писался портрет Шаляпина. Писатель на тот момент был уже так знаменит и общественно значим, что про него даже говорили: «это нынче чуть ли не первый человек в мире»…

Сеансы проходили в квартире Горького на Воздвиженке. Квартира эта была одним из центров первой русской революции. В одной из комнат был склад оружия и помещалась боевая дружина из восьми человек, охранявшая Горького. Сюда приходило множество людей: подпольщики с подложными документами, жертвователи денег… В столовой всегда был накрыт стол и кипел самовар.

В такой обстановке и создавался портрет. Писал Серов в классической манере – маслом по холсту. Однажды писатель возьми и брякни кому-то по простоте: «Серов делает меня похожим на дьячка». Художник узнал об этом, оскорбился и послал к Горькому за ящиком с красками. Тем дело и кончилось. Портрет остался незавершенным.

А через шесть лет, узнав, что Исаак Бродский собирается в очередной раз писать Максима Горького, посоветовал молодому художнику «вдребезги напиться пьяным вместе с натурой и писать, не точно копируя, а так, как-нибудь, по поводу Горького писать». Чтобы, дескать, натура не обижалась.

«Крепкий был человечина и художник отличный! – с сожалением вслед за Шаляпиным восклицал «провинившийся» писатель. – Помню, как он писал с меня портрет – посерьезнее Репина-то, ей-богу!..»

Марина ВОРОНИНА 

Поделиться ссылкой:

Роскультура - rus