«Безобразие» в церковных стенах (Валентин Серов. Портретные истории. Часть 4)

Почему Ида Рубинштейн (1883–1960) позировала обнаженной в столь неподходящем месте – понятно. Ведь она слыла человеком без предрассудков. Скандал, экстравагантность, вызывающая причудливость облика и поведения были ей всегда свойственны. Что угодно – лишь бы не банальность!

Еще в Санкт-Петербурге юная наследница отцовских миллионов поражала окружающих нетривиальными поступками. В том числе, дорогостоящими театральными проектами, где была единственной актрисой. И, хоть публика дружно отказывала Иде в драматическом таланте, танцевальные ее эксперименты принимала благосклонно. Вне сомнений, что Айседора Дункан и Мата Хари кое-что переняли из театральных опытов Рубинштейн. Но рисковые эксперименты (сбрасывание покровов с тела, например) приводили порой к тому, что родственники помещали ее в сумасшедший дом.

В конце концов, уже в Париже, Ида Рубинштейн стала знаменитой и популярной. Морис Равель написал для нее «Болеро», Игорь Стравинский – «Персефону» и «Поцелуй Феи». Мода на стриптиз, однополую любовь и крашеные волосы – тоже от Иды.

Вторая половина ее жизни оказалась разительно не похожа на первую. Зверски беспощадная к еврейской нации мировая война смела весь эпатаж ее молодости. Миллионерша стала наискромнейшей сестрой милосердия в лондонском госпитале, затем приняла католичество и жила одиноко на юге Франции, запретив в завещании афишировать даже известие о своей смерти и дату похорон. Она умерла от сердечного приступа в 77 лет.

А в 1910 году имя ее гремело на всю Европу.

Валентину Серову, много работавшему с дягилевской труппой за рубежом и хорошо знавшему Иду, она напоминала античные барельефы, поражая сочетанием древности и современности. «Не каждый день бывают такие находки!» – восклицал он, а однажды пригласил ее позировать.

Сеансы проходили в соборе католического монастыря Сен-Шапель. Обедневший монастырь сдавал тогда все свои помещения внаем. В кельях жил кто хотел, а Серов поселился в самой церкви, превратив ее в художественную студию. Там он спал, ел и писал картины, восхищаясь причудливым освещением сквозь готические витражи.

Там он и написал Иду Рубинштейн, утрируя ее худобу, намеренно уплощая изображение до геометрической фигуры – обнаженная женщина-модерн. Поза и незакрашенный фон холста делают портрет похожим на каменный барельеф.

Он выставил полотно через год в Риме, на Всемирной выставке. И поместил его не в зале прославленных академиков, а среди полотен Малявина, Билибина, Добужинского, Рериха. То ли желая потягаться с молодыми, то ли понимая, каким диссонансом станет его Ида рядом с историческими работами Репина и Васнецова.

Скандал был неимоверный. Серовский шедевр многих шокировал и оскорбил. «Зеленой лягушкой», «грязным скелетом», «судорожными гримасами» нарекали картину критики. Репин буквально отплевывался от Иды, называя ее «гальнизированным трупом». Суриков ругался – «безобразие»! Зато молодежь была в восторге. Авторитет Серова, так смело обошедшегося с натурой, узаконил и их стилистические поиски, открыв новую веху в русском искусстве. Не напрасно же Русский музей, не реагируя на громкие протесты, тут же купил у Серова это полотно.

Смерть художника, наступившая через полгода, и вовсе канонизировала скандальный портрет. И тот же Репин уже писал в некрологе: «Чем больше смотришь, тем больше проникаешься наслаждением дивного созерцания, тем глубже проникает в душу его изящная песенка, полная жизненной правды и свободы».

Валентин Серов умер неожиданно, но предварительно измучившись тоскливым предчувствием конца. Биографы осторожно предполагали: не парижское ли святотатство стало тому виной?..

Марина ВОРОНИНА