Придворный живописец

Как ни покажется странным, но придворный живописец – это Валентин Серов. Более десяти лет писал он русских монархов и их семейства. И первым из них был групповой портрет семьи Александра III для зала дворянского собрания в Харькове.

В 1892 году недалеко от Харькова, на станции Борки, произошло крушение императорского поезда. Ничего страшного не произошло, августейшие особы отделались легким испугом, зато местная знать получила удовольствие принимать у себя высочайших гостей. Позже это неординарное событие было решено запечатлеть на полотне для украшения зала дворянского собрания. Устроители обратились к Репину, он порекомендовал Серова. Тот не отказал. Во-первых, у него как раз родился сын, и нужны были деньги. Во-вторых, в тот период отношение Серова к Александру III было более чем положительным. Ведь три года назад лишь благодаря царской поддержке ему удалось издать сочинения отца – композитора и музыкального критика. «У нас с мамой великая радость – государь жертвует 3000 рублей на издательство критик отцовских. Государь мне всегда нравился. И теперь я наивернейший подданный его…»

Царь видел харьковское полотно и положительно и нем отозвался. Серова пригласили в Гатчину – писать уже официальный портрет с натуры. Надо сказать, что Александр любил подчеркнуть свою скромность и непритязательность. Поэтому он жил не в шикарном Зимнем дворце, а в более простой Гатчинской резиденции; поэтому и позировать художнику посчитал нескромным. В результате Серов должен быть «любоваться» натурой из-за лестничной колоны, когда имеператор выходил по утрам на прогулку. Унизительной глупости этой художник не простил. На всех последующих портретах (а писал его Серов неоднократно) лицо царя выражает неизменные холод, страх и недоверие к подданным.

Когда на трон взошел Николай II, живописца пригласили в Успенский собор на обряд коронования. Он должен быть запечатлеть процедуру во всем ее блеске и великолепии. К новому царю как к человеку Серов еще никак не относился. Он просто был увлечен поставленной задачей. И создал необыкновенно красивый эскиз, который всех привел в восторг. «Он светится, шевелится, живет… Люди полны психологии и той тонкой характеристики фигур, на которую способен только Серов», – отзывался Илья Репин.

Но эскиз так и остался эскизом. Связанная с воцарением Николая II трагедия Ходынки с тысячами погибших в давке людей так подействовала на художника, что он отказался от дальнейшей работы над картиной.

Не знаю, простили бы художнику такой поступок сейчас, но тогда – поняли и простили. Четыре года спустя Серов был приглашен писать парадный портрет царя.

Николай с удовольствием и терпеливо позировал, надев форму шотландского драгунского полка, и портрет вышел недурным, хотя и не превосходным. Одновременно был заказан еще и малый портрет для личного подарка царице. Здесь император позировал уже в простой тужурке и был совершенно «домашним».

Художник и царь беседовали. Серов решил воспользоваться ситуацией и похлопотал о судьбе Саввы Мамонтова, заключенного в тюрьму по обвинению в растрате. Царь велел освободить промышленника, ожидающего суда, под домашний арест.

Ничто еще не предполагало будущих карикатур Серова, но, каким бы милостивым не казался монарх, чутье художнику не изменило: мы видим на полотнах симпатичного, но пустого и равнодушного человека. «Ну, какой это царь?» – так и хочется воскликнуть, глядя на оба портрета, особенно на предназначенный царице. Но именно потому, что на портрете «не царь», получился едва ли не единственный в мировом искусстве интимный портрет монарха, к тому же редкостный по сходству.

Портрет «в тужурке» стал последним официальным портретом монаршей особы, который исполнил Серов. Позорная русско-японская война 1904 года, волнения 1905 года, расстрелы, тюрьмы, гонения на инакомыслящих вызвали в живописце столько гнева и презрения к самодержцу, что с тех пор тот удостаивался лишь злых карикатур.

С власть имущими Серов стал крутым, резким и неуступчивым пуще прежнего. Через несколько лет царь через Дягилева пригласил художника во дворец для написания нового монаршего портрета. Серов ответил телеграммой: «В этом доме я больше не работаю».

Марина ВОРОНИНА