Герои и образы Нестерова

«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…» – написала однажды Анна Ахматова. Действительно, от какого угодно «повода» может заработать фантазия и чем угодно подогреваться творческая мысль творца, и почему так происходит – никто не знает.

Главной темой творчества Михаила Васильевича Нестерова было изображение Святой Руси с ее неброскими трудами преподобного Сергия и ему подобных подвижников. Образы во многом символические, навеянные игрой воображения. Но при этом, любая мифическая картина Нестерова – будь то «Отцы пустынники и жены непорочны», «Под благовест», «На Руси» или «Лисичка» – не могла быть написана без того, чтобы Нестерову кто-нибудь не позировал. И чаще всего это были случайные люди.

«Пустынник» был еще только второй большой картиной художника, но эта работа заставила всех заинтересованно о ней заговорить. Она с успехом выставлялась на Передвижной выставке; Суриков, приверженец красочной и живописной фактуры, одобрил неброскую живопись нестеровского полотна.

Прототипом «Пустынника» стал неведомый старец, встреченный Нестеровым в Петербурге. Вот как художник сам об этом вспоминает.

«Я давно уже наметил себе у Троицкой церкви идеальную модель для головы «Пустынника». Это был старичок-монах, постоянно бывающий у ранней службы, стоявший слева у клироса. Любуясь своим старичком, я как-то не решался к нему подойти, попросить его мне попозировать. Дни шли и шли. Однажды, уже в середине лета, прихожу я в собор, а моего старичка нет, пропал. Спрашиваю, мне говорят: «Это вы об отце Гордее, так он помер». Я так и остолбенел. Что делать, стал вспоминать его образ, чертить в альбом, что-то выходит, да не то. Там, в натуре, было куда интереснее. Эти маленькие ровные зубы, как жемчуг, эта детская улыбка и светящиеся глаза бесконечной добротой… Где я их возьму? Сам кругом виноват: смалодушничал. Прошло еще сколько-то. По старой привычке зашел в собор – о, радость! Стоит старичок на своем месте!.. Ну, теперь не стану откладывать, увлеку старичка, напишу с него, а тогда пусть хоть умирает!.. Старичок упирался, отговаривался «грехом», на что я указывал на портреты митрополитов. Наконец, чтобы от меня отвязаться, отец Гордей сказал: «Ладно, нанимай извозчика, больше часу не мучь только…» Писал я с жаром, взял от натуры все, что смог…»

В 27 лет Нестеров пишет «Видение отроку Варфоломею» «Я чувствовал, что во мне зарождается живая потребность, необходимость сказать что-то свое, что во мне шевелится уже, как в утробе матери… Нанял избу в деревне Кимякине и принялся за этюды к “Варфоломею”…Однажды с террисы абрамцевского дома неожиданно моим глазам представилась такая русская осенняя красота. Кое-что изменить, кое-что добавить, и фон для “Варфоломея” такой, что лучше не выдумать».

Оставалось найти натуру для отрока, такую же убедительную, как и пейзаж. Нестеров всюду приглядывался к детям. Время шло, началась осень 1889 года. Исчерпывающего материала под рукой художника не было. Однажды, гуляя по Кимякину, он заметил девочку лет 10, стриженную, с большими широко раскрытыми глазами, очень болезненную. Рот у нее был какой-то скорбный, горячечно дышащий.

«Я замер, как перед видением. Я действительно нашел то, что мне грезилось, – «подлинник» моих грез. На счастье, назавтра день был такой как надобно: серенький, ясный, теплый. Я взял краски, зашел за своей больнушкой и начал работать. Работал я напряженно, стараясь увидеть больше, чем давала мне моя модель. Ее бледное, осунувшееся, с голубыми жилками лицо было моментами прекрасно. У моей девочки не только было хорошо личико, но и ручки, такие худенькие, с нервно сжатыми пальчиками. В два-три сеанса был сделан этюд. К середине октября нарисовал углем картину, но доволен ею не был – слишком мелко и гладко. И вот однажды, стоя на подставке, я покачнулся и упал прямо на картину! Холст был порван. Я перерисовал картину заново и, наконец, взялся за краски. В те дни я жил исключительно “Варфоломеем”, в нем были мои помыслы, я как бы перевоплотился в ее героев…»

Нестерову приснился тогда вещий сон, будто «Видение отроку Варфоломею» висит в Третьяковской галерее, на Ивановской стене. Через год картина действительно там появилась, но куплена не была. Третьяков, по непонятным причинам, приобрел очень немного работ Нестерова для галереи. Большинство картин мастера были куплены и вывешены в знаменитом зале Третьяковки только после смерти ее основателя.

Марина ВОРОНИНА