Два столпа, две величины

За свои 98 лет жизни Сергей Коненков создал великое множество скульптурных портретов, от Фидия и Эйнштейна до профессора Вишневского и колхозника Зуева. Есть среди этого множества скульптура с особой, очень непростой историей, высеченная из черного мрамора в 1962 году, – «Степан Эрьзя».

Так случилось, что Эрьзя, признанный едва ли не гением скульптуры, проживший длинную и очень схожую с коненковской жизнь, оказался известен меньше своего коллеги, и уж во всяком случае гораздо менее его популярен в России. Может, причина в том, что скульптор практиковал непопулярный у власти стиль модерн. А может, потому что он славился неуступчивостью и вспыльчивостью, имея колючий и угрюмый характер.

В 1906 году, когда слава Коненкова гремела на всю Россию, 30-летний Степан Эрьзя (настоящая фамилия Нефедов) уехал работать в Италию и Францию, где экспериментировал, смешивая стили, активно используя в творчестве достижения мирового искусства и приемы мастеров народности эрьзя, к которым принадлежал. Участвуя в международных выставках, Эрьзя получил мировое признание. Но в революцию, принятую им с энтузиазмом, вернулся домой. Партия выдвинула План монументальной пропаганды и предложила ваятелям всех мастей в нем участвовать. Всего в списке, составленном Коненковым, было 76 человек. Кто-то принялся «обрабатывать» Москву, а кто-то, с ними и Эрьзя, ездил по стране, строя в новом духе памятники Ленину, Марксу, русским и нерусским революционерам, уральским коммунарам, бакинским горнякам...

Поскольку реализация Плана проходила в сжатые сроки, большинство работ выполнялось в цементе и испытания временем не выдержало – судить о нем можно лишь на основании исторических документов. Но от Эрьзи того периода, ездившего на Урал и Кавказ, сохранилось немало работ и другой направленности, выполненных в мраморе. Именно своему излюбленному мрамору «отдавал» он заветные темы: «Ева», «Иоанн Креститель», «Спокойствие», «Актриса», «Шепот», «Мордовка». А запреты между тем действовали, подобная тематика не практиковалась. Эрьзя писал с Урала своему другу Г.Сутееву: «Неужели мне не дадут работать, где возможно. Я прихожу временами в отчаяние. Такой жалкой жизнью жить не стоит, а главное – не могу работать, а без скульптуры мне нет жизни…»

В итоге в 1926 году разочарованный Эрьзя с одобрения наркома Луначарского уехал в Париж. Официально – в командировку для устройства персональной выставки. Коненков в это же время с выставкой русского искусства поехал покорять США. И оба они домой не вернулись.

Степан Эрьзя в Париже много экспонировался, участвовал в конкурсах, получая награды. Его приглашали показать свои работы в Монтевидео. Эрьзя с воодушевлением согласился поехать в Аргентину и остался там на 23 года.

Но с какой готовностью скульптор не покидал бы Россию: «Революция меня подавила, я согнулся под ее тяжестью», – жаловался он. Ностальгия не миновала крестьянского парня из Мордовии. Выразилась она в том, что в Латинской Америке материалом для его работ все чаще становилось дерево. Используя местные породы, он применил принципы обработки русских мастеров деревянных дел, привнося художественные детали своей родины. Аргентинская пресса звала его не иначе как «покоритель кербачо» – особо ценной и твердой породы дерева, название которого в переводе с индейского означает «сломай топор».

В 1951 году Эрьзя вернулся в Россию вместе со 180-ю скульптурами. На пять лет раньше в СССР вернулся и Коненков. Постаревшие мастера, при жизни провозглашенные гениями, встретились. Эрьзя жаловался обласканному властью коллеге на житейские неурядицы, отсутствие мастерской. Тот призвал терпеть, а пока ссудил деньгами. И еще раз приходил Эрьзя к Коненкову, но принят был его женой Маргаритой Ивановной – женщиной строгой, властной и опытной в разного рода посещениях. Что уж она тогда сказала-пожелала – неизвестно, но Москва почти в глаза обвиняла Коненкова в бездушии и даже зависти к коллеге.

Впрочем, жизнь Степана Эрьзи скоро наладилась. Он получил подвальную мастерскую, а к 80-летию был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Когда в 1959 году Эрьзя скончался, Коненков послал помощника снять с умершего маску и отформировать руку, как он выразился, «божественного скульптора». А потом создал один из лучших портретов, который был установлен на могиле Эрьзи в Саранске.

Марина ВОРОНИНА