«Leo Records» Леонида Фейгина

В 1973 году 35-летний ленинградец Леонид Фейгин — спортсмен, преподаватель иностранных языков и большой любитель самого на тот момент передового радикального и экспериментального джаза — добился от советской власти соответствующего позволения и отбыл вроде как на историческую родину, но только вынырнул отнюдь не в Израиле, а в Лондоне, на русской службе «Би-Би-Си».

Уже на следующий год он под псевдонимом Алексей Леонидов начал выпускать здесь джазовые программы, кстати говоря, много раньше, чем появился со своими передачами о поп- и рок-музыке куда более знаменитый в будущем Сева Новгородцев. Звуки, которыми Фейгин-Леонидов наполнял эфир, были странны для нетренированных уха и ума. Но в Советском Союзе тех лет именно они являлись опознавательными знаками системы «свой—чужой» для многих молодых представителей художественной и научной среды и вообще интеллигенции, которая, безусловно, «смотрела на Запад», но видела там не только дефицитные джинсы и красивую развратную жизнь, как пытались представить дело в советских газетах, но и воплощенные в культуре новые смыслы, нехватка которых была слишком ощутима по эту сторону пресловутого железного занавеса.

В шестидесятых это называли «свободный джаз», в семидесятых все чаще — «новая импровизационная музыка», а то и «тотальная импровизация». Играли ее главным образом в Америке, Англии, Германии и Голландии. В Союзе ее горячими поклонниками становились те, кто хотел от современной музыки чего-то посерьезнее и «поумнее», чем «Битлз» или даже «Кинг Кримсон». К концу семидесятых новый джаз начали играть и у нас.

Эту музыку не то чтобы запрещали. Она была достаточно сложной, не связаннной с текстом, и советским идеологам трудно было привязать ее к политике или пропаганде чуждого образа жизни. Но, разумеется, никто не собирался ее так вот сразу и разрешать, тем более что новоджазовые музыканты решительно не соглашались исполнять попурри на темы советских песен, что понятным образом раздражало худсоветы. И, если на концертную, а порой и международную фестивальную сцену лучшим из этих джазменов пробиться удавалось, с выпуском пластинок дело обстояло куда хуже. Почти никак.

И вот тут Лео Фейгин предпринял удивительный шаг, который не был мотивирован ровным счетом ничем иным, кроме как его любовью к предмету. На собственные деньги — на зарплату, в сущности — он создал собственную независимую звукозаписывающую (скорее звуковыпускающую) фирму «Leo Records», целью существования которой в первую очередь был выпуск и пропаганда на Западе дисков советских исполнителей нового джаза. На что он рассчитывал? Ну, точно не на коммерческий успех.

В те неконсюмеристские по нынешним меркам времена таких независимых лейблов были сотни в Европе и Америке, и Фейгин не мог не знать, что большинство из них держатся в лучшем случае год—два, а затем исчезают бесследно. Дальше, как водится, пошли обычные советские страсти. Сюда передавали пленку, здесь где-то записывались, тайно пересылали обратно, на обложках выпущенных пластинок неизменно помещалась английская фраза о том, что музыканты за выпуск диска никакой ответственности не несут…

Кому-то сегодня это кажется романтикой, кому-то — идиотизмом; правы и те, и другие. Но уже за первые несколько лет Фейгин выпустил в свет и, главное, распространил целый ряд записей — и куда лучших, чем официальные, вышедшие на фирме «Мелодия», — знаменитого трио «Ганелин-Тарасов-Чекасин», Анатолия Вапирова, ранние работы Курехина, эксцентрические опыты Бориса Гребенщикова с джазменами и других. Одновременно он начал выпускать и альбомы неоджазовых западных музыкантов первого ряда.

И вот, благодаря Фейгину, наши как бы заведомые провинциалы — ну какая могла тогда быть, с точки зрения большого мира, более глухая джазовая провинция, чем замкнутый в себе СССР? — вдруг оказываются на одном поле с самыми центровыми в этом деле людьми, их диски стоят в магазинах на одной полке, и видно воочию: наши здесь уж точно не проигрывают. В ту громкую славу, которую имел, например, Курехин в западных джазовых кругах, когда границы стали прозрачными, немалую долю самоотверженного труда вложил именно Фейгин.

Винилы давно поменялись на CD, уже и компакты — на последнем издыхании, а удивительная фирма «Leo Records», штат которой составляет один человек, существует и поныне. 4 октября будет праздноваться ее тридцатилетие в московском клубе «ДОМ», где Лео Фейгин заодно будет презентовать свою книгу «All That Jazz: автобиография в анекдотах». Мне кажется, он сам не мог ожидать такого долголетия от своего предприятия.

Дела у всей мировой джазовой индустрии сегодня идут так себе, тем более если речь идет о таких совершенно некоммерческих направлениях. Но Фейгин стал для нескольких уже джазовых поколений фигурой воистину культовой, а его фирма — совершенно необходимой частью мировой джазовой карты. И при этом не потеряла лица, своей особости. Российские музыканты и исполнители из постсоветского пространства по-прежнему выпускают здесь свои альбомы — и эти диски попадают в лучшие джазовые магазины Европы, а бывает, перебираются за океан.

Ни одно сколько-нибудь пространное рассуждение о современном состоянии новой импровизационной музыки или о ее истории не может обойтись без упоминания Фейгина и релизов «Leo Records». В сущности энтузиаст-одиночка, Лео Фейгин сумел в очень непростые годы совершить то, что с удивительным постоянством не удается нашим чиновникам от культуры: просто взял и показал, что страна может быть представлена в культурном мире не только классическим балетом, первым концертом Чайковского и кокошечным псевдофольклором, но способна участвовать в самых актуальных культурных процессах.

Михаил БУТОВ