«Чтоб не пропасть поодиночке…»

Ни одно из существующих ныне художественных объединений в нашей стране не прожило так долго, если, конечно, не считать полугосударственные Союзы художников, писателей и композиторов. Группа ленинградских – петербургских – художников работает уже 35 лет. Она называется Группой восьми. А возникла как альтернатива «единственно верной» линии соцреализма и противостояла кондовому официозному стилю.

В середине семидесятых несколько авторов, считавшихся «левым» крылом Ленинградского союза художников, почувствовали: нужно объединяться. И стали собирать группу. Даже не единомышленников (единомыслия никто не требовал) и не инакомыслящих (ибо о политике не было и речи), а скорее инакорисующих, творящих по-своему, вопреки догмам и установкам «сверху». Объединение произошло вскоре после первых разрешенных властями выставок художников-нонконформистов, объединившихся чуть раньше. На сей раз отдельная группа появилась в самом Союзе художников.

В нее вошли живописцы, скульпторы, графики, прикладники. «Мы объединились, чтобы не пропасть поодиночке, – говорит художник Анатолий Заславский. – Во всяком случае, не бороться. Когда мы собирались вместе, становилось тепло и весело, хотя у нас были одни неприятности. В смысле искусства каждый шел в свою сторону». В этой группе никогда не было одного лидера, и она росла как пышно цветущий куст – во всех направлениях. «Нет, каждый шел своим путем в общую сторону», – уточняют другие члены группы.

Их объединяло и противопоставление своего творчества окостеневшим нормам в советском искусстве. Членами «Восьмерки» стали тогда Семен Белый, Анатолий Громов, Любовь Добашина, Владимир Долгополов, Анатолий Заславский, Николай Кошельков, Лев Ланец, Валерий Мишин. Впрочем, поначалу их было десятеро. Один вскоре эмигрировал, еще один вышел из группы под давлением властных структур, пытавшихся расколоть новое сообщество. «Они вычленили одного из нас как “очень хорошего и годного для выставки”, а мы, остальные, считались хуже, – вспоминает скульптор Любовь Добашина. – Представьте, вы находитесь в компании – и вдруг вам говорят: вы лучше всех, и если вы от них уйдете, впереди у вас будет успех».

Разумеется, шумный успех к отошедшему в сторону автору так и не пришел. Не возражая против того, чтобы члены объединения выставляли свои работы по одному, руководители Союза художников долго сопротивлялись групповой выставке. В 1981-м ее наконец разрешили, но открыть для публики уже подготовленную экспозицию так и не позволили. Первая большая выставка состоялась только семь лет спустя. Времена изменились, а бороться за свои художественные принципы членам группы приходится и сегодня.

Любовь Добашина признает: «Противостоять коммерческому натиску сложнее, чем идеологии. Была определенная тенденция, но осуществляли ее конкретные люди. Мы их знали в лицо, знали, против кого мы идем. А здесь – лавина, совершенно другая ситуация. Но мы заняты тем же самым – противостоянием безвкусице». Для них важно, чтобы их не смогли назвать «продажными художниками», работающими на потребу самых невежественных покупателей. Вот только жить приходится «за счет подтягивания живота». «С нами, – вспоминает Валерий Мишин, – учился художник Коля Морозов. На лето он уезжал в Одессу, там можно было в Худфонде заработать: написать картину про Ильича. Принимал готовые работы большой художественный совет. Но Коля делал все ловко. Он специально рисовал у Ильича огромный ботинок, в два раза больше, чем нужно. Худсовет говорил: замечательно, только ботинок не ленинский. Это было единственное замечание. Он исправлял ботинок – все проходило. Сейчас, если вы придете к олигарху-меценату, одним ботинком не отделаешься».

– «Мы к нему и не пойдем», – парирует Анатолий Заславский. Четверых членов группы уже нет в живых. Оставшиеся работают. А в начале нынешнего года в петербургском «Манеже» прошла юбилейная, крупнейшая за всю историю объединения выставка. Она составлена как ретроспектива с продолжением – недавними работами художников. И вобрала в себя 600 произведений, которые хранятся в музеях и частных коллекциях в Санкт-Петербурге, Москве, за рубежом и в мастерских художников. «Поэтические скульптуры» тонкого лирика Льва Ланца соседствуют с иронической графикой «бытописателя» Семена Белого, рисовавшего будни и праздники так, что в его работах можно прочесть даже не два и не три смысловых плана; философская скульптура (со стихами!) Любови Добашиной перекликается с большими полотнами самого известного члена группы Анатолия Заславского.

Многоцветные абстрактные фигуры соседствуют с почти лубочными «Мужиками» у Валерия Мишина. Петербуржцы Анатолия Громова оказываются персонажами карточной колоды. Картины реальной жизни Средней Азии превращаются у Валерия Долгополова в фантастические образы, построенные на причудливом сочетании красок. И лодка плывет по солнечной лагуне, и ангелы стонут над погибшим человеком в живописных работах Николая Кошелькова. Но при всей легендарности «Восьмерки» она все еще малоизвестна и даже не открыта всерьез широкой публикой. «Мы не “раскрученные”. Может быть, еще знают Заславского, – говорит Любовь Добашина. – А остальные продолжают жить “подпольно”. Нас надо открывать. Пусть люди смотрят, вдумываются. Это непростые работы, на бегу не понять».

Василий КОГАЛОВСКИЙ