Не верьте, девушки...
01.10.2009 | Литература |
С каких-то пор события года в литературе выстраиваются по премиальным сюжетам. Хорошо это, плохо или интересно как факт, мы так и не решили: журналистские баталии на эту тему отшумели, а факт незыблем. Привыкли, смирились.
Последние четыре года иерархию литературных событий возглавляет премия «Большая книга», о которой много говорили (). Но правда факта опять взяла свое, и среди литературных событий появились громкие. Последним громким литературным событием стал роман Владимира Маканина «Асан» (). Тут факт и ожидания сошлись: и роман, и писатель — явления яркие. Писатель, известный с 1960-х годов, когда он впервые отчеркнул своей «Прямой линией» (1966) существовавшие на тот момент литературные явления — «военную» и «деревенскую» прозу, — вот уже 40 лет остается «живым». То есть его всегда интересно читать. Он обладает экстрасенсорной способностью улавливать летучую субстанцию, которую называют «духом времени», и высказываться в своих романах и новеллах о состоянии культуры. Естественно, не прямым текстом — не публицист же он, не журналист. Художник слова высказывается тонко — подтекстом своих произведений. А также выбором героев, их убеждениями и похождениями. Маканин 70-х — это повесть «Безотцовщина», вышедшая в 1971-м, затем он издает в год по книге двадцать лет подряд, добавляя к уже опубликованному новое, все интереснее и интереснее: «Ключарев и Алимушкин» (1974) — рассказ, породивший цикл «городских» новелл со сквозными героями; повесть «Голубое и красное» (1975) — поразительная вещь о колоритных старухах, ровесницах века из разных социальных слоев, сошедшихся в одной семье, став бабушками одного внука; роман-размышление «Портрет и вокруг» (1978)... Маканин 80-х — это роман «Предтеча» (1982); повесть «Утрата» (1987) и еще много нового. Это новый Маканин, уже не философ, а мистик — нелюбовь к выскочкам у героя повести «Антилидер» приобретает трагическое качество античного рока, а эпизод, где поют деревенские женщины, из повести «Где сходилось небо с холмами» (1984), наполняет жизнью понятие «народ», стертое политиками-демагогами. Настоящая слава пришла с романом «Андеграунд, или Герой нашего времени» (1998—1999) () — пожалуй, самой известной вещью Маканина. И вот в нулевых, через 42 года после литературного дебюта, Владимир Маканин становится лауреатом главной литературной премии. Никто ведь не сомневается, что «Большая книга», способная давать премии в три, два и один миллион рублей ежегодно, а также оплачивать рекламу на телевидении и труд экспертов, перелопачивающих горы объемных рукописей (по условию премии — не менее 10 авторских листов, т.е. 240 стандартных книжных страниц), — главная литературная премия? То-то же. А раз премия главная, то и писатель, получивший ее, — лучший; не покорившему этот Олимп все труднее быть классиком. А раз лучший, то… Прежде всего, конечно, лучшему — шквал огульной критики, чтоб не высовывался: антилидер Виктор Топоров «приложил» (http://www.bigbook.ru/smi/detail.php?ID=4874) роман в интернет-издании «Взгляд», за ним — Игорь Шевелев в «Новой газете» (http://www.novayagazeta.ru/data/2008/64/21.html), за ним — другие, но об этом не будем. Обратим внимание на другое столь же типичное явление. «Книга без вранья» — объявляет журналистка «Недели» заголовком заметки (http://www.rg.ru/2008/11/27/makanin.html), осветившей результаты последнего розыгрыша «Большой книги». И продолжает: «Классик современной русской литературы Владимир Маканин "закрывает" чеченский вопрос своим новым романом "Асан". Массовые штампы, картонные супергерои, любые спекуляции по поводу чеченских войн уходят в прошлое. После "Асана" остается только правда». Подхватывает тему аннотатор книжного издания романа, номинированного на премию в рукописи, а затем вышедшего в издательстве «Эксмо», тиражирующем шорт-листы: «Асан — древнее языческое божество кавказских народов»... И пошла писать губерния — списывать друг у друга основной тезис, расцвечивая красочными подробностями. А что должна думать о лучшем писателе современная девушка, лет шесть назад, когда литература в ряде школ стала факультативом, устроенная платежеспособными родителями на журфак МГУ или какой-нибудь другой факультет журналистского профиля любого другого московского вуза, а сразу после окончания — в престижное издательство или редакцию? Ход мысли журналистской поросли, пробившейся в профессию в цивилизационный пересменок, типичен для наивного сознания: читателю дали (опубликовали, премировали, издали большим тиражом, теперь снимут кино) самое лучшее. Уж если про Чечню — то непременно "закрывающее вопрос". А уж если автор — классик, премированный самой лучшей премией, — значит, в книге содержится вся полнота информации по теме, вплоть до популярного изложения мифологии чеченцев. Такова вера поколения, воспитанного рекламой, в мудрость древнего языческого божества всех без исключения народов — рынка. Проблема только в том, что никакого Асана в чеченском пантеоне нет. А "вранья" в романе Маканина — хоть отбавляй: «Легко обнаружить, что эта сюжетная конструкция держится на нескольких стержнях. Один из них — монополия Жилина на горючее при остром его дефиците, — пишет в своем разборе () Алла Латынина, ссылаясь за подтверждениями действительного положения вещей в Чечне на журналистов разных изданий, специально занимавшихся чеченским вопросом, — "…маленькое чеченское село. Сто дворов. Почти в каждом вырыт колодец, из которого, как воду, черпают нефть. Рядом небольшой очаг для ее перегонки — "самовар". "И такая картина почти везде" Другой фабульный стержень романа — мобильная связь. … мобильной связи в Чечне до 2002 года попросту не существовало. И первоначально она действовала с большими ограничениями. Лишь в 2004 году они были сняты. О вводе мобильной связи в Чечне сообщили тогда все газеты. … Для горной войны, впрочем, мобильники и до сих пор малопригодны: в горах связь очень ненадежна, а чаще всего ее вообще нет». Пункт за пунктом критик раскладывает фактологию маканинского романа, сравнивая с действительным положением вещей по каждому затрагиваемому вопросу: «…штабной офицер Коля Гусарцев, которому велено отвезти сотню автоматов "горцам, насмерть поссорившимся с Басаевым" и раздать их, продает оружие боевикам, а потом загоняет уазик, перевозивший автоматы, в болото возле дороги, предварительно загрузив машину с помощью боевиков лапшой арматуры и кусками рельсов. Нет, я вовсе не возражаю против такого способа уничтожения улик, как болотная топь. Я даже знаю роман, где лейтенант, продавший партию оружия чеченским террористам, имитирует дорожное происшествие: будто бы грузовик из-за растяпы-шофера съехал в болото. И пока несчастный солдат бежит за подмогой, чеченцы быстро разгружают грузовик, заменив оружие ящиками с металлоломом, после чего машину засасывает трясина. Но в том романе действие происходит на Дальнем Востоке, где болот полно, так что к иному поселку и дороги через них приходится прокладывать. На горной же дороге с болотами большая напряженка (а ведь Коля везет оружие горным чеченцам). Зато горы предоставляют куда более простой и правдоподобный способ избавиться от ненужной машины, ставшей уликой: столкнуть ее в ущелье и свалить все на боевиков. Во время войны никто и не полезет в пропасть проверять, чем она была нагружена. Вообще, штабист Коля Гусарцев совершает странные коммерческие операции. После того как он сбыл чеченцам автоматы и утопил уазик в горном болоте, Гусарцев умудрился продать боевикам целую машину фактически списанных старых солдатских сапог, "целую гору старой кирзы". "Наши солдаты уже предпочитали берцы, высокие ботинки со шнуровкой на щиколотке, — повествует майор Жилин. — Но <…> чичам в горах и в ущельях именно кирза была нужнее… Сапоги там для них понадежнее ботинок". Очень рискованное заявление для служащего на Кавказе майора, хотя бы и складского. Он что, никогда в горах не был? Не знает, что именно сапоги для гор совершенно непригодны: они не держат ногу в щиколотке (легко вывихнуть), подошва скользит на склоне, тяжелы, наконец. "Сапоги в горах не годятся, надо переобуть весь чеченский контингент в теплые, крепкие ботинки" — это признают сами военные в одной из аналитических разработок Генштаба, приведенных газетой "Коммерсантъ" еще в 1995 году http://www.kommersant.ru …» И так далее. Но вернемся к юным существам, освещающим новости культуры в массовых информационных изданиях. Девушки, в общем-то, не виноваты — они просто буквально поняли председателя жюри «Большой книги». Вручая премию, Андрей Битов сказал: «Это первая честная книга о вопросе, по которому врут до сих пор и будут продолжать врать». Речь, думается, шла об офицерской коррупции. Правда, однако, еще сложнее и интереснее. Есть такое хорошо забытое понятие — художественная правда. Талантливо навороченное вранье с жанровым подзаголовком «роман» обладает собственной правдой, гораздо более значимой, чем правда факта; так что Битов, «совравший» про отсутствие вранья у Маканина, не соврал. Да и Латынина, перечислив маканинские фантазии, ошибки и натяжки и доказав, что желающим знать точные факты о Чечне лучше читать Юлию Латынину, уверяет: премию Маканину дали не зря. Жанр маканинского романа — притча, и в этом все дело. А мир, в нем описанный, отличается от реального потому, что породила его не простая наблюдательность, положенная на информационную подготовку, как это принято у журналистов. А художественный мир большого писателя, работающего в классической традиции русского романа. Вроде бы и не так много времени прошло с эпохи литературоцентризма, когда Пушкин был «наше все», а учебники литературы делали словосочетание «художественная правда» привычным. Но разделяет нас с тем временем как раз вот это юное поколение, выросшее в эпоху переоценки ценностей и перестройки школьных программ — вспомним полемики шестилетней давности (http://old.russ.ru/krug/20030321_por.html) — времени, когда они оканчивали школу. Возвращение общества к культурным высотам и глубинам, разумеется, грядет, вот только времени на это потребуется много. А пока остается только вздохнуть: не верьте, девушки, лукавым классикам... Анна КУЗНЕЦОВА |
