Выть или не выть

Драма — это совершенно особый род искусства, который отражает события значимые, если не вообще эпохальные. Сквозь бытовые сюжеты человеческих комедий и трагедий должен просматриваться ход истории, а сквозь ход истории должна прослушиваться вечность. То есть содержание драмы — один из главных элементов ее жанровой структуры. Драме нужны эпохальные события и героическое начало, носителем которого является национальная элита.

Основоположники этого рода искусства, древние греки Эсхил, Софокл и Еврипид, брали для своих драм мифологические или исторические сюжеты, поднимая в них сложные этические вопросы. Но миф и история — это ряд фактов, легендарных или произошедших на самом деле, а факты сами по себе — вне морали и нравственности. Сюжетом драмы становится человеческое поведение в заданных этими фактами условиях.

Древние греки любили ситуации безвыходные, в сюжеты драм они клали роковые для человека обстоятельства. У них было понимание судьбы как рока, главная характеристика которой — неминуемость. В средневековье, например, появилось понимание судьбы как фортуны: колесо фортуны катится, вихляя, и из-под него можно увернуться. А гуманисты Возрождения вообще разработали доктрину успешного противостояния судьбе… Року же невозможно противостоять: что боги предписали, то и будет. Людьми эти скучающие олимпийские боги играют как фишками. При этом главный вопрос человеческого достоинства — оставаться человеком в неблагополучных обстоятельствах. Поэтому главная коллизия античной драмы — противостояние рока и человеческой воли. Царь Эдип должен был убить своего отца и жениться на своей матери. Люди сделали все, что могли, чтобы не сбылось роковое предзнаменование. Оно все равно сбылось. Но тут важно, как вели себя люди. Без вины виноватый Эдип на сцене ослепляет себя, потому что не может жить нормально в таком ужасе — он царь, а не раб, он — носитель нравственных идеалов, представитель национальной элиты. Зал рыдает, испытывая катарсис — очищение через страдание.

Искусство драмы за века своего развития претерпело много изменений, но не изменилось в нем самое главное — то, что составляет его основу. Сквозь человеческую историю, которая ложится в основу драматургического сюжета, должны проглядывать гигантские шестеренки мироздания.

Вот и ответ на непростой, казалось бы, вопрос — почему поколение тех, кому сегодня 40—50 лет, практически не представлено в современной драматургии. Потому что ряд исторических фактов, определивших его судьбу, и поведение людей в этих исторических условиях не дает трагических коллизий, способных вызвать у зрителей катарсис. Хотя, казалось бы, — на это поколение пришелся цивилизационный слом. В верхних своих стратах оно сделало, а в нижних вынесло на своих плечах две революции: шумную, начала 90-х, и тихую, начала нулевых. Вот, казалось бы, богатый событиями исторический фон и изобилующие коллизиями человеческие жизни. Однако, если разглядеть этот фон, дно в нем илистое и близкое. А если посмотреть на просвет эти жизни…

Верхушка поколения — реформаторы, о которых сегодня мало кто скажет доброе слово. Пожилые о них говорят «развалили страну», и молодые склоняются верить, что СССР конца 80-х действительно был великой дееспособной державой, о которой можно сожалеть. Потому что международный имидж новой России: в криминальные 90-е — страна бандитов и терпил, в бюрократические нулевые — страна воров и терпил — вряд ли конкурентоспособен. Кто уважает тех реформаторов, кто им благодарен? Разве что творческая интеллигенция, которой стало можно безудержно самовыражаться, ничего не боясь. Еще — носители свободы слова, которые могут писать все что угодно в малотиражных изданиях — аналогах хрущевских кухонь.

Под властной верхушкой — первые предприниматели, поголовно потерпевшие крах. Вот у кого была бурная жизнь. В 90-е, когда сегодняшним сорока-пятидесятилетним было двадцать и тридцать, шла настоящая гражданская война, которую просто не принято так называть — стыдно как-то; но — что еще это такое, когда нация воюет сама с собой? Вот только за какие идеалы бился рэкет? Каких этических вопросов касались захваты построенных бизнесов? Какие сюжеты для драм может дать криминальный разгул? Разве что для «перестроечного кино»… Захваты территорий, военизированное насилие над населением, первоначальное накопление капитала — это вообще-то приметы феодализма. А вы помните феодальную драму? В средневековье драматургов интересует разве что рыцарская культура XII века. Гениальный Шекспир опирает страдания своих героев в безнравственную эпоху именно на рыцарские идеалы, потому что их разделяла масонская элита современной ему Англии. А среди сегодняшних театралов найдется ли кто-нибудь, кто будет без усмешки смотреть «трагедию плаща и шпаги» на современный сюжет? Человек, отдающий жизнь за любые идеалы, выглядит дураком, а не героем. Героическое начало исчезло из жизни нашей элиты вместе со всеми бескорыстными мотивами.

Под этим слоем — образованные люди, духовная элита нации. Они тоже могут быть носителями драматургического героизма. Но в поколении, о котором идет речь, это те, кто изучал в вузах плановую экономику и марксистско-ленинскую демагогию под видом гуманитарных наук, с чем и пришлось встречать новую реальность. Это сюжет скорее комический, но и он не дает драматургического материала: что тут высмеивать? Где глубинные человеческие пороки или социальные язвы? Это, скорее, комедия положений — тоже ближе злободневному кинематографу, чем эпохальной драме.

Ну, а те, кто и в вузах не учился, и не решился на предпринимательский риск, просто терпели обрушение прежних норм и становление новых, пытаясь выстроить нормальную жизнь в условиях социальной катастрофы. Здесь тоже можно было бы найти героические сюжеты — частный человек начиная с эпохи Возрождения, когда появился интерес к внутреннему миру, тоже может становиться носителем героического начала. Просто жить свою жизнь в условиях исторического катаклизма достойно глубокого катарсиса. Это могло бы стать материалом современной драмы, но только при одном условии — если бы поколение исторически победило. То есть если бы дети этих людей сегодня пожинали ожидаемые плоды революции 90-х, как это происходит, например, в Польше: жили бы в современной цивилизованной стране, где труд дает человеку возможность жить в довольстве и комфорте. Но случилась еще одна революция, которую сделали умные люди, лишенные нравственного начала, которых поэтому нельзя считать национальной элитой.

То, что мы сегодня пожинаем, — это приватизация государства чиновниками. Это коррупция на всех уровнях и воровство небывалых масштабов, к которому все привыкли до отупения. Именно это поколение пустило в действие и адаптировало к жизни круговой средневековый механизм: все, кто дорывается у нас до власти, имеет единственную задачу: в кратчайшие сроки подобраться как можно ближе к двадцатке журнала «Форбс», обеспечив себе, детям, а желательно и внукам возможность никогда не задумываться о хлебе насущном. Трагедии и гибель на этом пути катартического сопереживания не вызывают.

Поведение «элиты» подает пример массе: если бывший губернатор Подмосковья вовремя бежит за границу и открыто раздает там насмешливые интервью о том, как легко увести миллиарды из российской казны, — значит, так можно. Дорываясь до власти любого уровня, наш современник и соплеменник рассматривает соотечественников как средство быстрого обогащения.

Российская драма потому в таком кризисе, что стало невозможно поднимать нравственные вопросы. Разве есть еще что-нибудь, что заставило бы человека выколоть себе глаза? Разве есть у нас элита как носитель нравственного идеала? Разве есть вопросы чести, которые могли бы поставить частного человека, если он не подросток, перед выбором — быть или не быть?

Разве что выть или не выть…

Анна КУЗНЕЦОВА