Уход с радаров

Давайте бегло перечислим то, что всем нам хорошо известно.

Средний уровень современного отечественного кинопродукта – не говоря уж о сериалах – чудовищен. Приходится сочувствовать скорее актерам, нежели персонажам. Сюжеты, мягко выражаясь, предсказуемы, диалоги примитивны до безобразия, созданная реальность противоестественна. И как бы лишний раз дразня и унижая зрителя, ему время от времени показывают фильмы об актерах и режиссерах, ушедших от нас за последние лет 25–30. Леонов, Борисов, Рыбников, Мордюкова, Тихонов, Смоктуновский, Гриценко, Ульянов, Ефремов, Евстигнеев, Никулин, Ролан Быков, Леонид Быков – за каждым встает величественная история, в том числе – история невостребованности, тлеющего конфликта с идеологизированным начальством, несбывшихся надежд, несыгранных ролей. И все же – сделанного, удавшегося каждому хватает с достатком на несколько жизней. По контрасту представляем себе биографический фильм «Судьба и роли Константина Хабенского». Не знаю, как у вас, а у меня возникает ощущение провисания. В СССР полуиронично-полусерьезно муссировался вопрос, существует ли советское искусство. Теперь, по мере удаления от этой Атлантиды, многие склонны переформулировать вопрос: а существует ли что-то после него?

Ну, например, возьмем литературную первооснову фильмов примерно 30-летней давности: Шукшин, Володин, Вампилов, Горин, бр. Ибрагимбековы, бр. Вайнеры, бр. Стругацкие. Эпизодически – Битов, Маканин. Сегодня статистически преобладают Маринина, Донцова, Устинова. Тут можно долго зубоскалить – оставим это на другой раз; отметим только два факта: с одной стороны, литературный уровень Марининой, Донцовой и Устиновой действительно несопоставим с уровнем авторов, перечисленных чуть выше. С другой стороны, ведь и современная литература не выдвигает классиков дамского детектива в качестве лучших писателей. Возникает крупное подозрение: в какой степени, например, сериал, идущий по Первому каналу, является настоящим смотром сил современного искусства? Лучшие ли сценаристы, режиссеры, актеры и операторы собрались в команду, чтобы сделать это? И смежный вопрос: даже эти люди – сделали ли максимум того, что могли?

Раз уж речь идет о феномене культуры вообще, о сквозных эффектах, затрагивающих все роды искусств, давайте немного поговорим о современной поэзии, в которой лично я разбираюсь гораздо лучше, чем в кино или театре.

Преобладающее настроение участников процесса (они же первые читатели и слушатели стихов): русская поэзия сейчас переживает время расцвета; одновременно пишут 10–20 разных замечательных поэтов. Теперь перевернем оптику – извне наблюдается унылый упадок. Достаточно посетить отдел современной русской поэзии в «Библиоглобусе» и полистать книжки на полке, чтобы законно ужаснуться. Это (процентов на 90) – не поэзия вообще. Налицо кризис репрезентации. Думаю, я мог бы объяснить его источники и механизмы, но это тема специальной статьи. Здесь просто зафиксируем типологию ситуации: искусство есть, но культура его не высвечивает.

Задержимся немного в области поэзии. Возьмем 30-е годы. Что такое русская поэзия этого времени – отсюда? Здесь – Пастернак, Мандельштам, Ахматова, Хармс, Введенский, Заболоцкий, молодой Тарковский; в эмиграции – Г. Иванов, Цветаева, Бунин, Поплавский. Расцвет? Небывалый. А что тогда на виду (помимо Пастернака)? Асеев, Жаров, Прокофьев, Сельвинский, Багрицкий, Кирсанов, Безыменский, Исаковский, Симонов, Сурков, Тихонов, Михалков. Я далек от мысли, что это все ничтожные поэты, – нет, у половины из них есть блестящие стихи. Но согласитесь: это две различные картины. Повторю: кризис репрезентации.

Вернемся к более народному искусству кино. Можем ли мы судить о мастерстве, скажем, Михаила Пореченкова или Гоши Куценко, не увидев их в театре? Вряд ли. Они и в коммерческом кино работают неплохо – в рамках возможного. Но хочется наблюдать их в других рамках. Знаете, актеры всегда халтурили на елках. Но представьте себе, что мы судим о них по елкам.

Получается что-то вроде обратной пропорции. Артист, по своим задаткам и способностям не уступающий своим учителям и предшественникам (а с чего бы вдруг?), столько-то спектаклей в год играет в театре. На основе серьезной, новой, нервной драматургии, работая с режиссером-художником. Играет великолепно. Все предприятие балансирует на грани окупаемости. Видели эти работы несколько сотен человек.

Вот его выдернули на фильм. Исходная идея интересная, но в угоду инвестору немного обрублена и упрощена. Правда, не настолько, чтобы попасть в прокат: там диапазон дозволенного еще уже. От курортной комедии в бикини до безумного боевика о спасении мира спецназом. В итоге фильм имеет фестивальную судьбу; работу нашего актера в нем – не такую многогранную и блистательную, как в театре, но не постыдную – наблюдало несколько тысяч элитных зрителей.

И венец карьеры – роль циничного плоского адвоката-злодея в сериале. 200 часов экранного времени. Тупой текст. Шелестящий голос. Три характерных движения руками. Грубый грим. Зато знает вся страна.

Подведем итоги. Есть искусства, мало зависящие от культурных условий. Музыка, литература. Мы можем быть уверены, что в этих сферах с креативной точки зрения все всегда хорошо. При этом часть написанного будет не опубликована, часть – издана мизерными тиражами, часть – издана и замечена цехом, но не более того. Остается шанс медленно восстановить подлинную картину – в литературе так и происходит.

Есть искусства иные, где для самого возникновения произведения необходим некий культурный (да и финансовый) контекст. Меньше – театр, больше – кино. Здесь, конечно, перевернутая культура, поощряющая некачественный продукт, может загубить идею в зародыше. Но если мы с вами перестанем орудовать исключительно пультом и выберемся в театр или на фестивальный фильм, то, наверное, восстановим веру в человечество и современное искусство, хотя бы частично.

Леонид КОСТЮКОВ