Сквозняки в недостроенном доме
26.12.2011 | Театр |
Организаторы выставки Леонардо да Винчи в Лондоне ведут борьбу со спекулянтами: купленные с рук билеты будут объявляться недействительными, а их обладателей не пустят посмотреть на полотна художника… Пока неясно, сможет ли Национальная галерея победить перекупщиков. Газета «The Guardian» отмечает, что представители галереи так и не признались, как они собираются отличать билеты, купленные на «eBay», от тех, которые были приобретены в кассе или через Интернет. Да и владельцы торговых онлайн-площадок не спешат включаться в борьбу… Любопытно, что борьба с похожими проблемами сейчас идет и в России: на тропу войны против спекулянтов вышел Большой театр, который ввел предварительную продажу по паспортам, причем сдать ненужный билет можно только через кассу театра. Эти меры будут введены только в конце месяца – их эффективность станет понятна позже. ()
Первое, что действительно впечатляет в этих новостях, – общность проблем Москвы и Лондона, реальная глобализация. Вместе с тем, история вопроса у нас и у них настолько различна, что культуры, можно сказать, подходят к месту встречи с разных сторон. Давайте – здесь я в первую голову обращаюсь к читателям, заставшим СССР, – освежим в памяти слово «спекуляция». В нашем отечестве оно означало заведомо преступную акцию покупки товара задешево с целью перепродать его дороже, как сказали бы сегодня, в разы. В 90-е это крепко сидящее в мозгах советских людей определение то и дело приводило к когнитивному диссонансу. Разрешенная и даже поощряемая мелкая торговля оказалась по целям и методам невероятно похожа на отвратительную и гонимую в СССР спекуляцию. Едет советский человек в постсоветском городе на оптовую базу, берет товар, тащит его на рынок и реализует – уже по другой цене. Как говорилось тогда в одном анекдоте, покупаю булочку за рубль, продаю за 3 – на эти 2% и существую. Укоренившись повсеместно, спекуляция/торговля должна была обрасти в массовом сознании вступающих в капитализм граждан каким-то положительным ореолом (отрицательного-то хватало). Ключевые слова, относящиеся к полезности мелкого торговца, распространителя, – шаговая доступность, свобода выбора. То есть если ты пенсионер, и у тебя времени больше, чем денег, ты едешь на оптовый рынок и берешь там дешевле. А если ты где-то вкалываешь 11 часов, и у тебя не хватает ни денег, ни времени, ты перехватываешь батон и пачку масла у метро – немного дороже, но удобнее и быстрее. И главное – нет конфликта между этими возможностями, а есть безошибочный ответ: два варианта лучше, чем один. Из этой точки по мере развития рынка мы приходим ровно туда, куда, слава Богу, пришли. Если я хочу купить шкаф, у меня есть сегодня не 2, а 5–6 системных вариантов: мебельный салон, элитный мебельный салон, интернет-магазин, в интернете с рук, с доставкой, с самовывозом, с установкой или без. Свободный рынок то ли уничтожает возможности для спекуляции, то ли впитывает их в себя. Для сравнения опять припомним СССР. СССР был идеальным полем для спекуляции именно в силу отсутствия свободного рынка. Склады, не связанные с магазинами, закрытые распределители, торговля с заднего хода, фарцовка, наконец – легальный и нелегальный импорт. Общее между этими явлениями: некоторые могут достать то, чего не могут другие. Системный выход – некоторые достают и перепродают другим. Давайте констатируем для простоты: на Западе свободный рынок построен на 100%, у нас – недостроен. Свободный рынок исключает понятие дефицита – дефицит просто растет в цене, пока не перестает быть дефицитом. Лондонская ситуация с Леонардо возникла из попытки ограничить свободу рынка. Это очевидно. Вообще, свободный рынок представлялся нам из СССР абсолютной панацеей, преддверием экономического рая. Сейчас мы живем в открытом, проницаемом мире и без помех наблюдаем все недостатки чистого рынка. Понятно, что он нуждается в социальных надстройках. Допустим, такая-то операция стоит $50.000, а такое-то образование – $200.000. Но есть ситуации, когда человек может получить эти услуги гораздо дешевле или бесплатно. На то существуют социальные программы, разнообразные фонды и т.п. Возникает вопрос: а стоит ли рвать жилы и достраивать свободный рынок, если он все равно не идеален? Рассмотрим такую ситуацию для сравнения: строительная компания строит рядом два одинаковых дома. Один уже сдан и заселяется. Второй – достраивается. Между тем, новые жители недостроенного дома имеют ряд жалоб и претензий. Например, душновато; надо устанавливать кондиционеры. А теперь представим себе предложение молодого прораба: раз уж такая петрушка, давайте второй дом сдадим со щелями – глядишь, и душно не будет. Сквознячок. Будем мы рассматривать это предложение всерьез? Нет, похихикаем – и все. Вывод без метафор – рынок должен быть достроен. Гештальт должен быть закрыт. Ограничивать свободу торговли – как и всякую свободу – неперспективно. А уже достроенный рынок надо исправлять не посредством недоделок, а социальными надстройками. Не сокращая, а еще умножая число вариантов. Как это проецируется на ситуацию Большого театра? Во-первых, цена на билеты должна вырасти до той цифры, которая уничтожит саму возможность спекуляции. Пусть это будет миллион рублей за билет. Это означает только то, что сейчас посещение Большого сверхпрестижно, а Москва, в частности, – город гламурных миллионеров. Искусственно занижать эту цену – как раз плодить спекуляцию. Во-вторых, уже на эту чисто экономическую ситуацию (не имеющую внутри экономики ни культурного, ни нравственного измерения) можно навешивать социальные надстройки. Например, часть билетов может распространяться бесплатно – по музыкальным школам, музучилищам. Понятно, что эта часть может иметь форму не билетов, а, скажем, списков. Или часть билетов – выкупаться какими-нибудь фондами или компаниями для поощрения лауреатов конкурсов. Ну, наконец, стоит дождаться (довольно скорого) времени, когда ажиотаж спадет – и билеты по миллиону никто брать уже не будет. А так как среднего класса у нас катастрофически мало, то цены упадут в сотни раз и станут приемлемыми. Общая мораль такая: заделать щели и поставить кондиционеры. А надеяться на то, что щели заменят кондиционеры, – по меньшей мере, наивно. Леонид КОСТЮКОВ |