Мнение
© Кристина Викулова / Фотобанк Лори

Сквозняки в недостроенном доме

26.12.2011 | Театр | 

Организаторы выставки Леонардо да Винчи в Лондоне ведут борьбу со спекулянтами: купленные с рук билеты будут объявляться недействительными, а их обладателей не пустят посмотреть на полотна художника…

Пока неясно, сможет ли Национальная галерея победить перекупщиков. Газета «The Guardian» отмечает, что представители галереи так и не признались, как они собираются отличать билеты, купленные на «eBay», от тех, которые были приобретены в кассе или через Интернет. Да и владельцы торговых онлайн-площадок не спешат включаться в борьбу…

Любопытно, что борьба с похожими проблемами сейчас идет и в России: на тропу войны против спекулянтов вышел Большой театр, который ввел предварительную продажу по паспортам, причем сдать ненужный билет можно только через кассу театра. Эти меры будут введены только в конце месяца – их эффективность станет понятна позже.

()

Первое, что действительно впечатляет в этих новостях, – общность проблем Москвы и Лондона, реальная глобализация. Вместе с тем, история вопроса у нас и у них настолько различна, что культуры, можно сказать, подходят к месту встречи с разных сторон.

Давайте – здесь я в первую голову обращаюсь к читателям, заставшим СССР, – освежим в памяти слово «спекуляция». В нашем отечестве оно означало заведомо преступную акцию покупки товара задешево с целью перепродать его дороже, как сказали бы сегодня, в разы. В 90-е это крепко сидящее в мозгах советских людей определение то и дело приводило к когнитивному диссонансу. Разрешенная и даже поощряемая мелкая торговля оказалась по целям и методам невероятно похожа на отвратительную и гонимую в СССР спекуляцию. Едет советский человек в постсоветском городе на оптовую базу, берет товар, тащит его на рынок и реализует – уже по другой цене. Как говорилось тогда в одном анекдоте, покупаю булочку за рубль, продаю за 3 – на эти 2% и существую.

Укоренившись повсеместно, спекуляция/торговля должна была обрасти в массовом сознании вступающих в капитализм граждан каким-то положительным ореолом (отрицательного-то хватало). Ключевые слова, относящиеся к полезности мелкого торговца, распространителя, – шаговая доступность, свобода выбора. То есть если ты пенсионер, и у тебя времени больше, чем денег, ты едешь на оптовый рынок и берешь там дешевле. А если ты где-то вкалываешь 11 часов, и у тебя не хватает ни денег, ни времени, ты перехватываешь батон и пачку масла у метро – немного дороже, но удобнее и быстрее. И главное – нет конфликта между этими возможностями, а есть безошибочный ответ: два варианта лучше, чем один.

Из этой точки по мере развития рынка мы приходим ровно туда, куда, слава Богу, пришли. Если я хочу купить шкаф, у меня есть сегодня не 2, а 5–6 системных вариантов: мебельный салон, элитный мебельный салон, интернет-магазин, в интернете с рук, с доставкой, с самовывозом, с установкой или без. Свободный рынок то ли уничтожает возможности для спекуляции, то ли впитывает их в себя. Для сравнения опять припомним СССР.

СССР был идеальным полем для спекуляции именно в силу отсутствия свободного рынка. Склады, не связанные с магазинами, закрытые распределители, торговля с заднего хода, фарцовка, наконец – легальный и нелегальный импорт. Общее между этими явлениями: некоторые могут достать то, чего не могут другие. Системный выход – некоторые достают и перепродают другим.

Давайте констатируем для простоты: на Западе свободный рынок построен на 100%, у нас – недостроен. Свободный рынок исключает понятие дефицита – дефицит просто растет в цене, пока не перестает быть дефицитом. Лондонская ситуация с Леонардо возникла из попытки ограничить свободу рынка. Это очевидно.

Вообще, свободный рынок представлялся нам из СССР абсолютной панацеей, преддверием экономического рая. Сейчас мы живем в открытом, проницаемом мире и без помех наблюдаем все недостатки чистого рынка. Понятно, что он нуждается в социальных надстройках. Допустим, такая-то операция стоит $50.000, а такое-то образование – $200.000. Но есть ситуации, когда человек может получить эти услуги гораздо дешевле или бесплатно. На то существуют социальные программы, разнообразные фонды и т.п.

Возникает вопрос: а стоит ли рвать жилы и достраивать свободный рынок, если он все равно не идеален?

Рассмотрим такую ситуацию для сравнения: строительная компания строит рядом два одинаковых дома. Один уже сдан и заселяется. Второй – достраивается. Между тем, новые жители недостроенного дома имеют ряд жалоб и претензий. Например, душновато; надо устанавливать кондиционеры. А теперь представим себе предложение молодого прораба: раз уж такая петрушка, давайте второй дом сдадим со щелями – глядишь, и душно не будет. Сквознячок. Будем мы рассматривать это предложение всерьез? Нет, похихикаем – и все.

Вывод без метафор – рынок должен быть достроен. Гештальт должен быть закрыт. Ограничивать свободу торговли – как и всякую свободу – неперспективно. А уже достроенный рынок надо исправлять не посредством недоделок, а социальными надстройками. Не сокращая, а еще умножая число вариантов.

Как это проецируется на ситуацию Большого театра? Во-первых, цена на билеты должна вырасти до той цифры, которая уничтожит саму возможность спекуляции. Пусть это будет миллион рублей за билет. Это означает только то, что сейчас посещение Большого сверхпрестижно, а Москва, в частности, – город гламурных миллионеров. Искусственно занижать эту цену – как раз плодить спекуляцию.

Во-вторых, уже на эту чисто экономическую ситуацию (не имеющую внутри экономики ни культурного, ни нравственного измерения) можно навешивать социальные надстройки. Например, часть билетов может распространяться бесплатно – по музыкальным школам, музучилищам. Понятно, что эта часть может иметь форму не билетов, а, скажем, списков. Или часть билетов – выкупаться какими-нибудь фондами или компаниями для поощрения лауреатов конкурсов. Ну, наконец, стоит дождаться (довольно скорого) времени, когда ажиотаж спадет – и билеты по миллиону никто брать уже не будет. А так как среднего класса у нас катастрофически мало, то цены упадут в сотни раз и станут приемлемыми.

Общая мораль такая: заделать щели и поставить кондиционеры. А надеяться на то, что щели заменят кондиционеры, – по меньшей мере, наивно.

Леонид КОСТЮКОВ 

Поделиться ссылкой:

Комментарии
Добавить комментарий
Андрей Карпов | 27.12.2011 | 07:53

Логика автора понятна.
Но давайте порассуждаем ещё немного.
Рынок - это деньги. И только деньги. И ничего, кроме денег. Вернее, кроме денег есть ещё товар, но ценность товара с точки зрения рынка исключительно в способности приносить деньги. Такой вот денежный тоталитаризм.
Автор призывает признать, что потребление искусства должно строиться на рыночном основании. Фактически, это означает, что деньги должны определять развитие культуры.
Такой подход снимает вопрос о содержании. Т.е. рынок в культуре  закономерно порождает культурную деградацию. Это раз.
А есть и два.  Всеобщность рынка  приводит к утверждению денег как единственной культурной ценности. Всё остальное оказывается вторичным. Всё должно пересчитываться на деньги. На экономическом языке это называется ROI - возврат инвестиций...
И вот вопрос: а что при этом остаётся от человека, от человеческой души?
Рынок должен быть ограничен - экономический детерминизм должен быть остановлен на пороге культуры.

Ответить  
Роскультура - rus