Статус-кво как хэппи-энд

Мировая культура довольно отчетливо утверждает типические черты удачной истории. Сюжет – игра на повышение. Солдат становится генералом, безродный – принцем, путешественник находит удивительные новые страны, влюбленный сквозь различные препоны добирается до свадьбы, ученый открывает очередную тайну мироздания. Добро побеждает зло, рыцарь – дракона. Общая динамика: сначала положение дел – плохое, аховое, или, в крайнем случае, невыразительное. В итоге – блестящее.

Сейчас, в ХХI веке, как мне кажется, изменяется сам архетип удачной истории. Место сюжета обретения постепенно занимает сюжет сохранения. Давайте посмотрим по порядку.

Сценарий личного возвышения и завоевания в сильнейшей степени узурпирован Наполеоном. Он реанимировал его в исторически близкое к нам время, когда казалось, что Атилла, Чингисхан или Александр Македонский – полумифические фигуры, наподобие Геракла, что время титанов прошло. Добавим, что те далекие завоеватели – по рождению цари, в отличие от Наполеона, с невероятной энергией поднимавшегося с нуля. Результат Наполеона невнятен. Победы сменяются поражениями, неограниченная власть – опалой. Новое время ставит новые вопросы: состоятельны ли и позитивны ли сами мечты о мировом господстве и новом порядке. ХIХ век, если можно так сказать, проходит под знаком Наполеона; кто принимает, кто отвергает его. Но ХХ век дает нам жесткую интерпретацию наполеоновской истории Гитлером – и тут отрицание настолько единодушно, насколько это вообще возможно.

Возникает новый позитивный образ войны – это оборонительная война, против агрессора, в защиту слабых и угнетенных. Война вынужденная, начатая не положительными героями. Главная цель такой войны – возвращение к тому состоянию, которое ей предшествовало.

Здесь, наверное, уместно вспомнить наше кино, нашу литературу, нашу историю. Как известно, далеко не все наши старшеклассники сегодня в курсе, кто выиграл Вторую Мировую войну. Думаю, с Великой Отечественной дела обстоят все-таки лучше. Итоги Второй Мировой – серьезный передел Европы в пользу сталинского социализма. Какой фильм или какая книга о войне с фашизмом заканчивается этими итогами? Я, честно говоря, не помню. Итог Великой Отечественной (в лучшем случае) – возвращение домой, к семье, восстановление разрушенного. На геополитическом уровне Вторая Мировая приносит СССР заметные дивиденды. На человеческом – а именно там случается искусство – война вообще и эта в особенности – страшная катастрофа, и главный ее итог – окончание, сохранение того, что уже было.

Все новые земли уже открыты и исследованы. Начиная с некоторого момента по-настоящему драматичная история путешествия – это скитания, пропитанные надеждой вернуться. Вынужденная эмиграция. Булгаковский «Бег». Так или иначе, эту тему раскрывает Георгий Данелия в «Мимино» и «Паспорте». Впрочем, история возвращения мощнейшим образом заявлена еще в «Одиссее» Гомера. Новизна ситуации – в том, что пафос Одиссея полностью одолевает, если угодно, пафос Колумба. Задача открыть для себя новые земли переходит в экскурсионно-бытовой план.

Герой-одиночка, изменяющий мир, начиная с какого-то периода жизни Голливуда, разочарован и на пенсии. Организации, к которым он принадлежал, будь то ФБР, ЦРУ или мифические сверхсекретные службы, в новой системе ценностей, завязанной на права личности, не вызывают доверия. У героя надо похитить дочь, чтобы он начал что-то делать. Делает он не то, чего от него ждут, а возвращает дочь и жестоко карает похитителей.

Ученый, готовый своим открытием осчастливить мир, постепенно трансформируется в опасного маньяка, готового этот мир погубить. В лучшем случае этот образ расщепляется на два: собственно гений, открывающий нечто мощное, и злодей, использующий это во зло. Отношение к открытию примерно такое: лучше бы его не было. Окончательно эта идея проведена в «Терминаторе» – но далеко не в нем одном. Любопытно, что именно сейчас фундаментальная наука находится на пороге потрясающих открытий, чуть ли не бессмертия, – но доверие к ней подорвано в корне.

Утопии на поверку оказываются неотличимы от антиутопий.

Во что превратилась американская мечта о маленьком человеке, трудом и удачей становящемся президентом корпорации? Если это и происходит («Подручный Хадсаккера», «Поменяться местами», «Адвокат дьявола» и т.п.) – здесь чудовищный подвох, подстава. Сегодня маленький человек гораздо чаще оказывается перед небоскребом-корпорацией, как Дон Кихот – перед ветряной мельницей, вступает с ней в неравную борьбу – и (ради хэппи-энда) побеждает, не переставая оставаться маленьким человеком.

Даже типичная история любви Новейшего времени – это не история завоевания (она тривиальна), а чаще история всматривания, понимания того, что человек рядом с тобой и есть тот, который предназначен тебе судьбой.

Думаю, самый существенный вызов, поставленный человечеством за последние десятилетия перед отдельным человеком, – вызов благополучия. Если это и есть счастье, то к чему стремиться? Если это не приносит счастья, то где счастье искать? Пока жизнь была полна трудностей, доминировали сюжеты преодоления и было куда стремиться. В этой точке есть только что терять. На смену надеждам приходят тревоги. Они материализуются в искусстве. Чтобы обрести, нужно сперва временно потерять.

Апофеоз истории сохранения статус-кво – мировая катастрофа / мировая угроза и спасение мира. То, что ассоциируется у нас с образом Брюса Уиллиса. Положительная новость – конец света откладывается.

Думаю, новая достоверная история, которая начнется в уютном американском доме, а закончится лучше, чем начиналась, буквально потрясет мир.

Леонид КОСТЮКОВ