Нелинейные журналы и господдержка

Пару месяцев назад ряд отечественных писателей пригласили на встречу с премьером Владимиром Путиным. Первой интригой в связи с этим событием стало, разумеется, кто туда пошел, кто не пошел — и почему. Но имелась и вторая, причем куда более долгоиграющая. На сей раз (в отличие от предыдущего раза, когда Путин встречался с писателями молодыми и еще не обустроившимися) были приглашены литераторы успешные. И все же тема государственной поддержки литературы вообще и толстых журналов в частности в разговоре всплыла.

Навел на нее, по свидетельствам очевидцев, писатель Валентин Распутин. Поскольку в последнее время отношения с «толстяками» (скажем условно — чтобы держаться устоявшихся, хотя и не вполне верных определений — «либерального» толка) у Распутина складываются не очень, можно предположить, что имел он в виду прежде всего издания почвеннического направления, может быть региональные. Но уж так исторически вышло, что невозможно говорить о литературных журналах как о явлении, не подразумевая в том или ином виде весь букет центральных изданий: «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов» и др. Путин Распутина услышал и пообещал подумать, что тут можно сделать, хотя и сразу — причем вполне справедливо — заметил: мол, вопрос государственной поддержки зависит от контента изданий.

Вскорости главных редакторов журналов пригласили на совещание в Минкультуры, которое также имело пристрелочный характер — ничего конкретного касательно перспективы господдержки и ее форм проговорено там не было. С тех пор ничего нового не произошло. Между тем несколько фраз, посвященных проблемам господдержки, которые прозвучали на встрече Путина, не на шутку взбудоражили умы и пробудили чувство социальной ответственности у большого числа участников литературного процесса — являющихся таковыми в действительности или выдумавших себе эту роль.

Буквально за месяц — поразительно было наблюдать! — воспрял и расцвел пышным цветом издавна довольно популярный у нас, но слегка подзабытый жанр литературного доноса. Что сетевые графоманы в своих мало кому интересных блогах, что литераторы достаточно известные в газетных статьях писали приблизительно одно и то же. «Господа начальники! (тут может подразумеваться Бог, мировая справедливость, но чаще — некий образ грозного чиновника-ревизора, который разберется, куда пошли народные денежки). Не могу молчать! Премьер-министр пообещал «толстым» журналам денег! Теперь они обогатятся. Но там печатают не тех, кого нужно, не то, что нужно, и порой встречается такое, мимо чего благонамеренный гражданин не может пройти спокойно. Примите меры. Подпись: русский писатель».

Подоплека, обычно не слишком-то и скрывается: не печатают, гады, меня, печатают N, с которым я не дружу, а я и сам хочу сидеть в журнале и решать, кого принять, кому отказать. Писатели вообще довольно часто ведут себя, как драчливые дети в песочнице, делящие яркое пластмассовое ведерко. Но шутки шутками, а огреть таким ведерком можно довольно больно, к тому же неизвестно еще, чья мамаша явится первой и как ситуацию разрулит. Может, и дадут какой леденец в утешение — в смысле, в награду за бдительность. У стороннего же читателя, даже не чуждого литературы, складывается впечатление, будто речь — чуть ли не о миллиардах, соразмерных вливаниям в отечественный автопром (история с ним как раз и совпала во времени с историей о журналах), насчет которых преступные дельцы в литературных журналах уже выдумали схемы нецелевого использования и увода в оффшорные зоны. Вроде бы людей, работающих в «толстяках», все прекрасно знают, они на виду — но их персоны, как и вообще журнальная деятельность, мифологизируются с готовностью, которую трудно объяснить.

Казалось бы, для создания такого мифа куда более привлекательными должны быть крупные издательства: там — другие тиражи, другие деньги, весьма значительное влияние на литпроцесс в целом. Попробуем разобраться, что же такое сегодня «толстые» литературные журналы — и что именно следует (или не следует) поддерживать в них государству. В самом строгом случае под «толстым» литературным журналом (само слово «толстый» здесь уже превратилось в обозначение концепции, определенного формата, а не просто физического объема) нужно, видимо, понимать журнал, выходящий в свет достаточно регулярно — двенадцать или шесть раз в году (четыре — уже ближе к альманаху) — и представляющий публике на своих страницах сразу и художественную прозу, и стихи, и эссеистику, и статьи о разных аспектах культуры, науки, общественной жизни; и, наконец, литературную критику. Причем все это должно быть по преимуществу современным, из настоящего момента, архивные публикации могут быть лишь одной из многочисленных рубрик «толстяков».

Журналов такого формата — или сохранивших остаточные его признаки — сегодня в России порядка полутора десятков. Большая их часть существует давно, возникли еще в советское время, а многие и вовсе на заре советской эпохи (о преемственности с XIX веком мы здесь рассуждать не станем). В СССР таких журналов было значительно больше — в каждом регионе свой. Из тех, что после распада Союза чисто географически остались на российской территории, выжили не все — а выжившие сильно изменились, хотя бы просто потому, что изменился весь окружающий их мир. Новых «толстых» журналов появилось (и укрепилось) очень мало, хотя попытки их создавать — и порой довольно удачные — были. Возник также ряд журналов, близких по формату, но более специализированных — например, фантастические, поэтические, литературоведческие. Распространено мнение, что «толстые» журналы — явление исключительно отечественное. Это не так.

В США изданий подобного рода выходит даже больше, и у самых известных из них тиражи — по крайней мере, в последние годы до кризиса — существенно превышали тиражи наших. Существуют они во многом за счет финансирования из разнообразных фондов, благо институт фондов в Америке имеет очень давнюю историю и является совершенно необходимым элементом для продолжения культурной, научной и социальной жизни. Но у американских журналов — совершенно иная адресация. Они никогда не были рассчитаны на широкую публику, а имеют хождение прежде всего в университетской гуманитарной среде. С отечественными «толстяками» все обстоит сложнее.

Исторически они предполагали в качестве своего читателя не только филолога и литературоведа, но именно пресловутую интеллигенцию в широком смысле — интеллигентам ведь прежде было положено читать, интересоваться новым в словесности. Сам механизм почтовой подписки, до сих пор для большинства журналов остающийся основным способом распространения, — предполагает именно такую обширную аудиторию: от сельского учителя до академика. А вместе с тем, журналы претендуют и на то, чтобы быть собственно пространством, на котором происходит литературный процесс, — то есть «внутрилитературные» споры-противостояния, презентация нового.

В советское время и первые постсоветские годы особых проблем с таким раздвоением не ощущалось. События словесности у нас легко сливались с событиями общественными, а то и подменяли их, и за критической дискуссией порой легко угадывалась или хотя бы мерещилась дискуссия мировоззренческая, если не политическая. Но такому благоприятному положению, позволявшему журналам постоянно привлекать к себе внимание, довольно скоро настал конец. Такого рода материалы из медлительных «толстяков» сначала ушли в газеты (они более оперативны), а потом и в Интернет.

Какое-то время с художественной прозой запаздывали издательства, и журналы успевали все-таки первыми напечатать романы, которых публика ждала (речь, напомню, о современной прозе, период массовых публикаций в перестройку ранее запрещенных произведений, обеспечивших журналам рекордные тиражи, закончился очень быстро и журналам оказался скорее вреден). Сейчас уже и с издательствами конкурировать практически невозможно. Могу признаться, что последнее резкое падение тиража «Нового мира» было связано с тем, что журнал уже был не способен печатать романы Людмилы Улицкой быстрее, чем они выходили в книжном виде. Что же осталось на долю журналов?

Сформировалась специфическая, не слишком популярная у «внешнего» читателя, практически не освещаемая СМИ, но при этом совершенно необходимая для существования литературы ниша. У издательств бывает разная политика, но, как ни крути, они заняты коммерческой деятельностью, в приоритетах у них всегда то, что способно хотя бы удовлетворительно продаваться. Между тем есть много замечательных текстов, которые практически не способны продаваться. Это и малоформатная проза, и эссеистика, и «медленная» публицистика, имеющая дело не с сиюминутными событиями, а с долгими тенденциями; литературная критика — как таковой вне «толстых» журналов ее практически больше не существует, место критических статей теперь повсюду занимают в основном беглые обзоры.

Я работаю в «Новом мире» пятнадцать лет, и с первого дня по сегодняшний постоянно слышу мнения прежде газетных, а теперь сетевых «экспертов»: дескать, «толстые» журналы отжили свое и никому больше не нужны. Но хочется спросить — а куда тогда все это денется? Просто исчезнет? И никому не жаль? Писателей, опубликовавших только сборники рассказов (то есть не выпустивших сперва один—два более или менее прозвучавших романа) — единицы. Сборник практически не имеет шансов привлечь внимание книжного издателя. То есть (ну, исключительно для яркости примера, вообще-то приплетать персонажей других эпох — последнее дело) Чехов, Бунин — нынче могли бы рассчитывать на публикацию только на толстожурнальных страницах (принимая во внимание еще и очевидную на нынешнем фоне «нескандальность» их прозы).

Вот для этого-то мы и существуем, чтобы писателю с отличным рассказом, повестью, поэту неэстрадного звучания, да и многим другим хотя бы просто было куда податься. Все это — совершеннейший, с точки зрения массового спроса, «неформат». Причем не только для издательств, но также и для большей части сетевого литературного пространства, имеющего свои приоритеты (я подразумеваю редактируемые сетевые издания, а не ресурсы, куда всякий может выложить что угодно, а потом долго с товарищами-графоманами это обсуждать). Но именно среди такого «неформата» многое сегодня и обладает высшим качеством. Вот что, как мне представляется, государству и следует поддерживать. «Толстые» журналы как само пространство, где такое качество может существовать независимо от рынка, конъюнктуры и т.д.

Сменятся главные редакторы, их заместители, начальники отделов, с новыми людьми изменится постепенно так или иначе характер публикаций, проявятся новые стилистические пристрастия — и не раз еще поменяются. Но само поле, где все это может произрастать — ему хорошо бы сохраниться. Есть другой путь — его выбрали как раз журналы, скажем так, почвеннического толка, главный из которых — «Наш современник». Поставлять читателю определенного типа именно то, на что он настроен, чего он ждет заранее. Я не собираюсь здесь оценивать, хорош или плох такой путь, но нужно заметить, что в таком раскладе самый простой способ добиться читательского отклика и подписки на будущее полугодие — играть на идеологической струне (в данном случае делая еще и постоянный акцент на «правде жизни»), а она всегда звучит так звонко, что какое-то собственно литературное звучание уже никому не важно. Тут главное не сбиться — о чем; как — вообще не вопрос.

Что странно сближает ориентированные таким образом издания с самым обыкновенным глянцем. Впрочем, эффективность этой стратегии относительна, у журналов, прибегнувших к ней, дела идут не многим лучше, чем у всех остальных. Сам вопрос о господдержке есть признание журналами того, что более они не могут найти достаточного числа покупателей, за счет которых обеспечили бы себя. Тому много причин, и появились они не сегодня. Главная — обозначенное выше и обусловленное всем ходом событий изменение самой концепции журнала, его позиционирования в окружающей действительности. Но вместе с тем — и подорожание почты, и потеря всякой актуальности самого механизма почтовой подписки, особенно для частных лиц, и невозможность — пока еще никому не удалось — наладить отношения с большими книготорговыми организациями (журналы их не интересуют, да и в магазине в итоге всех накруток появились бы они по цене совершенно неадекватной).

На самом деле, поддержку государство дает уже давно — но вот подключение к этой истории Путина сразу вызвало особый ажиотаж (а ведь большинство взбудораженных литераторов, наверное, полагают, что уж на них-то навязчивая пропаганда СМИ влияния не имеет, они сами за себя думают). Ряд региональных журналов существует на средства, выделяемые губернаторами. Центральным поддержка предоставляется на грантовой основе под определенный проект. За все это журналы перед государством отчитываются. Эта поддержка значима для продолжения существования издания, но не стоит думать, например, что она способна обеспечить повышение журнальным работникам их более чем скромной зарплаты — разве что небольшая премия под конец года да хоть немного удастся повысить авторские гонорары, что для журнала всегда — вопрос первостепенной важности, авторов ведь надо привлекать. Новая помощь, буде она поступит, в лучшем случае вернет ситуацию куда-нибудь на докризисный уровень.

Разумеется, речь и сейчас не идет о том, что журналы получат какие-то бесконтрольные деньги, которые просто упадут им на счет. Издатели журналов всегда пытались вести речь о помощи прежде всего через библиотечную подписку. То есть, чтобы российские библиотеки разных уровней обеспечивались целевыми деньгами на подписку «толстых» журналов — вполне возможно, что и по конкурсу, с правом выбора, например, пяти журналов из общего числа. Варианты есть, пока что никакой из них не оформился (как нет пока и сведений, какие именно журналы будут вообще участвовать в программе поддержки). Однако журналы нуждаются еще и в помощи иного рода, которая в доступных пределах позволила бы все-таки развивать им самостоятельность.

Скажем, очень нужно посредничество в установлении отношений между журналами и организациями, занятыми распространением печати через киоски, потому что именно киоск — место, где «толстяки» могут достаточно успешно продаваться и сегодня. Конечно, рассчитывать, что один—два экземпляра того же «Нового мира» могут быть реализованы в любом московском газетно-журнальном киоске — слишком оптимистично. Но стоит хотя бы попробовать. Теперь главное, что волнует общественность, — что журналам за все это будет. То есть денег им дадут, но что-то же взамен потребуют? Да, потребуют. И к частичному ограничению свободы нужно быть готовым. Во всяком случае, придется обращать внимание на то, что сразу — даже без специальных литературных доносов — раздражает начальство, потому что на виду. Например, с ненормативной лексикой предстоит расстаться, видимо, раз и навсегда.

С моей точки зрения, это не такая уж большая потеря. Сочинения, в которых ее присутствие выглядит действительно необходимым, можно пересчитать по пальцам одной руки — и это как минимум лет за десять. В отношении всего остального… Я не знаю ни одного «толстого» журнала, издатели которого ставили бы себе целью пропаганду экстремизма, вооруженной борьбы с существующей властью, криминального образа жизни, тоталитарных сект, наркотиков… А все, на что не указывает уголовное или административное законодательство, — есть в нашей ситуации проблемы эстетические. Журналы — разные — для того и издаются, чтобы такие проблемы существовали. И занимаются журналы — литературой, а эта штука, бывает, колется, режет, обижает.

Стерильной литературы нет — это видимость, пустая оболочка. Вот уж на это пускать государственные деньги — действительно бессмысленное дело. Хотелось бы надеяться, что здесь все-таки обойдется без гипертрофированных форм контроля вроде того известного случая, когда текст, в котором упоминались шприц и героин, был объявлен руководством по употреблению наркотических средств. Имея дело с материей литературы, не стоит любое высказанное художником или ученым мнение, не совпадающее с неким официальным (которое тоже еще нужно угадать!), сразу же проводить по разряду пресловутой фальсификации истории. Разумеется, издателям журналов и редакторам случается ошибаться. Мы сами, бывает, оглядываясь назад, вынуждены признать, что вот это печатать не стоило, а вот это, наоборот, не стоило отклонять. Всякий литературный журнал работает, как фильтр, делает выбор из всего потока текстов — кто-то в соответствии с эстетической, кто-то — с идеологической позицией.

С моей точки зрения, позиция эстетическая, критерий качества, — будет поважнее, поинтереснее, да и почеловечнее, я на этой стороне. Только вот не получится здесь фильтр настроить раз и навсегда, он меняется от текста к тексту. Яркий пример нелинейной системы. Иметь дело с такими системами сложно, а то и опасно. Но без них ничего в культуре — по крайней мере, в современной культуре — не бывает.

Михаил БУТОВ