А напоследок я скажу

«Скандал недели» — а именно в эту рубрику поместили событие многие периодические издания — начался с курьеза: истошно-визгливой статьи в ЖЖ первого секретаря Союза российских писателей Светланы Василенко, пришедшей 10 февраля из Овального зала ВГБИЛ, скорее всего, в измененном состоянии сознания — на фуршете после вручения премии Белкина () было очень хорошее вино. Другого объяснения ее тексту я поначалу не нашла — ведь это поэзия, по замечанию классика, может быть глуповатой, а проза требует мыслей и мыслей... 

Состоит эта размашистая филиппика «потерявшим квалификацию критикам» из общих мест полемики некрасовского «Современника» со сторонниками «чистого искусства», смонтированных по законам пресловутой женской логики (преобладания подсознательных мотивов над осознанными). А в качество скандала ее перевело последовавшее событие: лауреат отказался от премии.

Скандалист куда более талантливый, филиппики которого всегда самодостаточны и последствий не требуют, попробовал сгруппировать мысли и мысли Светланы Василенко по основным направлениям: «1) повесть Гамаюн; 2) повесть Гера; 3) их сопоставление; 4) оценка работы жюри; 5) возможность того, что решение жюри было политическим; 6) отказ Гамаюн от премии и оценка этого отказа; 7) ЖЖ-травля как координатор литпроцесса». (Виктор Топоров. «Почему Ульяна Гамаюн отказалась от премии Белкина» ). 

С повестью, которую Светлана Василенко обозвала красивой, но пустой, записной скандалист был нежен, как хулиган с барышней: «Главная удача этого переливающегося всеми красками текста — физически осязаемый образ моря жизни (и моря как жизни, и жизни как моря); в отечественной традиции естественнее выглядела бы река жизни, но у Гамаюн — море, что и придает прелестной повести надлежащую оригинальность (…). Повести в целом присуще то совершенно особое качество, которое я давным-давно определил для себя как “премиальный блеск”».

Я в блесках плохо разбираюсь: дочь попросила фиолетовый купить — я купила розовый, как она уверяет… Но под всеми словами в этой цитате до слова «оригинальность» (включительно) готова подписаться. И добавить к ним для ясности, раз пошла такая мозаика, еще одну слегка купированную цитату, чью и о ком — разгадывайте сами, да поможет вам «Гугл»: «Особенно замечательна высокая лирическая интенсивность, и рядом с этим — упорная и победоносная новизна: новизна и в восприятии мира, по-новому увиденного, и в освобождении словаря от привычных ассоциаций. Нет ни напряженной страстности, ни словесной новизны. Весь интерес сосредоточен на новом способе восприятия и толкования действительности. Освобождение от привычных ассоциаций, легко и практически объясняющих бесконечную сложность мира, — главная задача. Задача, сходная с задачами живописцев, начиная с Мане». 

Я полюбила повесть Ульяны за то, что ей поставили в вину абсолютно все — даже разнежившийся хулиган ущипнул: «Несколько стилистических пережимов (вроде ставшего уже притчей во языцех «жовиального жуира») должен был убрать непреклонный редакторский карандаш», — пишет Топоров, а солидная журналистка «Коммерсанта» излагает самоё притчу: «Главный упрек, адресуемый произведению госпожи Гамаюн,— его претенциозность. Только ленивый не помянул ей такое сравнение: «Мы входили в пространство торговых рядов, как входит жовиальный жуир в свою цветочную оранжерею». (Анна Наринская. «Вам птичьим языком сказано». Газета «Коммерсантъ», № 27 (4327) от 16.02.2010).

Господа, словосочетание «жовиальный жуир» мы все встречали лишь однажды — в учебных программах по русскому языку. Где-то рядом была и «оранжерея» — это слово в живом языке еще есть, поэтому оно несколько отстоит от загадочного жуира и его таинственного качества. Слова «жовиальный» и «жуир» в учебнике стояли рядом, но через запятую, без смысловой связи. Это были примеры правописания — кажется, сочетания гласных с «ж». А может быть, иностранных слов, которые никак не проверяются, и их нужно запомнить. Прочитав их у Ульяны, я ощутила вспышку памяти: свое тогдашнее удивление этим невозможным, неупотребляемым словам, которые зачем-то нужно было выучить в качестве примеров. Смысл их приводился, но тут же был прочно забыт. Я и сейчас не знаю, что они значат.

В повести эти слова работают без смысла¸ только фонетикой и семантикой морфем, как знаменитая «глокая куздра» академика Щербы, и заменяют многословное описание того, что чувствовали дети, входя в «пространство торговых рядов» — трансцендентное для них «пространство» товарно-денежных отношений. Удалось ли мне доказать вам, что это не претенциозность и не стилистический пережим, а прием освобождения словаря от привычных ассоциаций? Что за такого жуира писательнице, оскорбленной в Москве, в Санкт-Петербурге рубль и водка полагаются? Только если вы способны не вспоминать, что успели ругнуться по жуирову адресу, — но я идеализировать человеческую природу не склонна…

Но вернемся к скандалу: получив от Ульяны очень короткое и вежливое письмо об отказе от премии, Светлана Василенко пишет ей в блоге ответ — все в той же логике пьяного или просто эмоционально разболтанного человека: растерянно уверяет Ульяну, что просто хочет, «чтобы критика стала критикой», заверяет в ее несомненной талантливости и в своем уважении к ней, попавшей «как кур в ощип, в их лукавый премиальный расклад», а потом поворачивается к своим френдам и подмигивает им: «Господа! А из этой девочки выйдет толк! Вы не находите???» 

Последующие тексты Василенко, начавшей получать реакции на свою выходку, — «От старой, злой и завистливой лахудры», «Маразм крепчал, перчатка брошена», «Сон о литзоне», — документы для психоаналитика, ничего, кроме жалости и брезгливости, не вызывающие. Разве что некоторое удивление: качество текста в постах Светланы Василенко, уровень ее владения словом, мягко говоря, невысоки — а слывет прозаиком, возглавляет писательский союз, берется оценивать других и навязывать другим свои оценки…

Но лучше я немного расскажу про наш «лукавый премиальный расклад», тем более что поступают заявки на вступление в полемику членов жюри.

Жюри этого года: Александр Архангельский, Андрей Дмитриев, Максим Амелин, Марина Брусникина и я, Анна Кузнецова. Критиков только двое — Архангельский и я. Ни он, ни я не имеем ни малейшего отношения к премии «Дебют» или форуму молодых писателей в «Липках», что вменила нам в вину эта бедная женщина. Трое остальных членов жюри — поэт, прозаик и театральный режиссер. Большинство, обратите внимание. Критики, испорченные властью над литературой, — в меньшинстве. То, что Архангельский председательствовал, не делало один отданный им кому-нибудь балл тремя. Критик Наталья Иванова, координатор премии, на ход обсуждения никак не влияла — только записывала и подсчитывала баллы, у всех на глазах.

В короткий список попали не только номинанты «Знамени» и «Нового мира», но и «Дружбы народов», и «Зарубежных записок», и «Сахалинского книжного издательства» — замечание Наринской, что премия толстожурнальная, а также выпад Топорова, что премией жонглируют «Знамя» и «Новый мир», — как замечания о политике премии неверны совершенно. Преимущественно журнальной премия стала поневоле: повесть — жанр некоммерческий, книгами повести издаются нечасто. А лидером на этот раз могло стать и «Мясо» Александра Ушарова, номинированное «Зарубежными записками», его рейтинг был достаточно высок. Все решалось мягким рейтинговым голосованием, при котором возможны любые неожиданности. Ведь все это, прежде всего, игра массы тонких моментов: общего состояния прозы на данный момент времени и того, что в ней делает молодежь, тенденций самой прозы в ее взаимоотношениях с публицистической составляющей и т.п. Один из таких моментов — разность приоритетов в оценке: для кого-то важнее всего отразившийся в прозе человеческий опыт, для кого-то — работа с языком, для кого-то — занимательность, для кого-то — работа с жанром, для Светланы Василенко — радение за Отечество, но не попала она в жюри, что поделать… 

Результатом все немного недовольны: в моем рейтинге Ульяну Гамаюн опередила Екатерина Завершнева, вообще не попавшая в шорт-лист, зато в него проникло то, чему я активно сопротивлялась. От скандала меня удержало соображение, что ничьей корысти в этом нет: четверым очень разным людям не казалось, как мне, что это «ниже плинтуса», все давали положительную оценку. Пришлось смириться. 

Решение было исключительно «чистым».

А скандалить в профессиональных играх имеет смысл только в двух случаях: при нечистой игре и когда падает планка, определяющая порог профессионализма, — я делала это не раз, обязательно с разбором текста и доказательствами, чем тот или иной текст плох… Но Василенко сама признает, что текст Ульяны Гамаюн талантливый. Тогда ее выпад — просто нервный припадок, спровоцированный несовпадением предпочтений. Истерика, как верно выразилась Наталья Иванова. И совершенно зря Ульяна помогла ему приобрести серьезный статус.