Новая Парма

Есть в России две масштабные культурные проблемы. Не только две, конечно, их гораздо больше; но эти, наверное, самые актуальные.

Первая: кто такие русские? Это те, кто носит косоворотки и пляшет вприсядку? А молодежь, которая носит дреды, сразу становится иностранной, если выглядит как-то не так? А все мы, нормальные повседневные люди в европейском платье, — мы не русские, да, не народ? Проблема формулируется так: как нам быть или стать современными, и при этом — национально идентичными?

Вторая: Россия — огромная страна, но большая часть ее населения в лучшем случае ютится у западной границы, а в худшей — становится проблемой для столиц. Как обеспечить отток людей из мегаполисов в малонаселенные зоны? Как сделать привлекательными для перспективного населения — бизнесменов, молодежи — малые российские города и вообще глубинку?

Именно эту задачу с некоторых пор успешно решают силами современных художников, которые занимаются соединением материальных объектов истории, в том числе и недавней, в едином городском ландшафте. Особенно хорошо осваиваются так называемые «депрессивные» зоны — промышленные объекты, уродующие город.

Примеры дает, конечно, столица: в Москве самым успешным таким опытом стал Центр современного искусства (ЦСИ) «Винзавод» — частный предпринимательский проект (арт-директор и один из основателей — Н.П. Палажченко). Появился он два года назад и стал одним из самых популярных мест в Москве. Разрабатывался он всего 2,5 года — это абсолютный рекорд; к примеру, в Эссене и других городах Рурской области подобную программу двигали 30 лет.

Этот проект доказал, что продукты духа влияют на социально-экономическое благополучие конкретной территории, и занял нишу отсутствующей в России институции — большого музея современного искусства. В цехах обанкроченного в девяностых годах ХХ века Московского завода виноградных вин и коньяков теперь — галереи современного искусства, выставочные залы, мастерские художников, арт-бары, магазины книг, музыки и дизайна, кино- и лекционные залы. А самое интересное произошло вокруг: после того, как это место стало модным и популярным, район стал бурно развиваться экономически — преобразились соседние промзоны, поднялись цены на недвижимость.

Так утвердилась мода на преображение «депрессивного» пространства. Появились аналогичные ЦСИ «Гараж» и «Арт-Стрелка» в Москве, «Лофт-проект “Этажи”» в Питере. Все это — бывшие промзоны. В провинции тоже уже есть похожие примеры, как современное искусство работает именно с эстетически безнадежным пространством бывших промзон: девять лет в Екатеринбурге работает агентство «Арт-политика», доказывающее, что индустриальный центр — отличный тренажер для творческого мышления. Оно превращает город в художественный музей под открытым небом — в 2008 году фестиваль рисунков на бетонных заборах «Длинные истории» стал лауреатом государственной премии «Инновация» в номинации «Лучший региональный проект».

И вот теперь Пермь… Но начну несколько издалека. Анализируя в журнале «Скепсис» только что вышедшую книгу «Почему я не модернист», где собраны работы советского эстетика Михаила Лифшица (1905 — 1983), бывшего ярым противником современного искусства, искусствовед Илья Смирнов между делом сокрушается ( ) о том, «…что сейчас происходит, например, в Перми, где чиновники планомерно переподчиняют местную культуру «актуальному галеристу» Марату Гельману.

«Ревизор», часть вторая. Я полагаю, губернатор тамошний человек вполне рациональный, и не позволил бы ничего подобного, если бы предполагал, что в президентской администрации такую культурную политику не поймут». А тот самый «актуальный галерист», к которому так недоброжелателен Смирнов, тоже почему-то жалуется: «Хотя современное искусство оказалось увиденным и вышло в публичное пространство, у него по-прежнему нет социальной среды поддержки, зато есть пользующиеся общественной поддержкой гонители» (М. Гельман. «Музей современного искусства: миссия выполнима». В книге «Город>Пермь: Смысловые структуры и культурные практики». Пермь, 2009).

В чем тут дело, кто и за что — или против чего — тут борется? Книгу Михаила Лифшица не зря переиздали именно сейчас — людей, тоскующих по подлинным ценностям, становится все больше. Если не страдать аллергией на ортодоксальный марксизм и искреннюю приверженность советскому политическому строю, в работах Лифшица, с 1940 года не печатавшегося, можно вычитать много верных прогнозов о грустном будущем (теперь уже настоящем) культуры. В целом люди, стоящие на тех же позициях, считают contemporary art обращением к грубому примитиву как к высшей культуре, то есть варваризацией общества.

А вот Марат Гельман и приверженцы демократизации культуры, напротив, видит музей современного искусства в роли цивилизатора, призванного развивать общественные связи, сближая современных горожан с «закрытыми» от них сферами — бизнесом, политикой, университетами, закрытыми от большинства культурными зонами — «высокой культурой».

Ведь что такое современность и современный музей в отличие от привычных нам Третьяковки или Эрмитажа? До ХХ века художественная эпоха длилась около 50 лет и уходила с уходом ее носителей. Современник не мог рассчитывать увидеть себя в музее, и музей был не причастен к текущему моменту времени. Кроме того, искусство не могло быть и бизнесом — не бывает ведь бизнес-планов на 50 или 100 лет.

В ХХ веке художественный процесс пятикратно ускорился, господствующие стили и тренды меняются каждые 10 лет, если не быстрее. Художник еще молод, а его картины уже в музее, он одновременно и в истории, и в текущем времени. Поэтому музей современного искусства — принципиально новый художественный институт, представитель будущего в настоящем. Поэтому именно ему стали доверять формирование будущего городов, прошлое которых не может привлечь достаточного числа современников.

Написал пермский писатель Алексей Иванов () книгу «Сердце Пармы», построенную на архаических мифах этой местности. Книга завоевала признание, крупное питерское издательство принялось за раскрутку писателя. Но много ли людей после этого переехало в Пермь из Москвы и других перенаселенных городов? Что же на самом деле происходит сейчас в Перми? Да ничего страшного: Речной вокзал отдают под Музей современного искусства «Permm» (Пермь—Москва), директором которого будет московский галерист Марат Гельман. А еще пермский экономический форум по теме «Новые метрополии: города, которые выбирают» обсудил имиджевые ресурсы территории, способные помочь Перми и близлежащих малых городов — Касимова, Ельца, Боровска — привлечь к себе будущих жителей.

Прологом к открытию музея стала выставка «Русское бедное» — что важно, не привозная, а сформированная на месте, пермскими художниками из пермского материала. Но не все так просто: современная культура в напряженных отношениях с исторической. Современное искусство приходит в город с глубокой фольклорной традицией, приверженцы которой воспринимают его в штыки. Но, может быть, неправильно то, что понятие «русское» — для нас только фольклор? Как нам соединиться со своим прошлым и будущим?

В Нижнем Новгороде под современное искусство отдали историческое здание Арсенала — этому воспротивились консервативные силы города, особенно забавна история, как тамошние «Наши» пикетировали Арсенал (www.art.nnov.ru). Анна Гор, директор Нижегородского филиала ГЦСИ, проводила программу «Культурная столица» в семи городах — и всегда сталкивалась с противостоянием приверженцев исторической традиции, стремящейся быть монополистом культуры в регионах. Но ведь город с древних времен — это место, где сходится многое, разное. Чтобы люди могли выбирать себе времяпрепровождение по настроению и вкусу. Тогда он не село. И если стены традиционных музеев и впрямь мало подходят для акций и инсталляций contemporary art — там все это действительно выглядит как мелкое хулиганство, — то постсоветское городское пространство — явно тот самый фон, на котором оно и впрямь выглядит цивилизаторски.

Анна КУЗНЕЦОВА