реальные интим знакомства девушками красивыми в москве.
Рецензии, репортажи
фото взято с сайта www.ozon.ru

«Поклониться памяти людей честных и мужественных». Дневники Бориса Зайцева

22.04.2010, Литература

 Б.К. Зайцев. Дневник писателя. М.: Дом Русского зарубежья имени Александра Солженицына: Русский Путь. – 2009 – 208 стр.

«Во всех странах основались посольства, странно-фальшивые миссии России коммунистической, под двусмысленным серпом и молотом. Есть и посольства вольные: без дворцов, фраков, приемов, закармливания икрой, подкупа и преступлений. В «те» времена были такими послами Тургенев, отчасти Герцен. Ныне – целый небольшой народ. Нынешние послы строят по всему миру свои церкви, заводят университеты, журналы, газеты, театры, больницы, приюты. Нет русского человека, не вовлеченного в это представительство — показания России. Отовсюду просачивается ее облик в мир. Чрез кого больше, чрез кого меньше, смотря по силам. Одним дано удивлять искусством, другим — трудиться на фабриках, шить в модных домах, хозяйничать, воспитывать детей. Смысл везде один. Этой миссии русской эмиграции не станет отрицать никто мало-мальски добросовестный».

Так писал в 1930 году, накануне очередной, уже 13-й годовщины Великого Октября, которую торжественно готовились праздновать в СССР, писатель Борис Зайцев. Писал, естественно, не в России, а в Париже, в русской газете «Возрождение», где вел колонку « Дневник писателя».

В созвездии имен русской литературной эмиграции «тихая звезда» Бориса Зайцева, как писал о нем критик Юрий Айхенвальд, — одна из самых ярких. Потому что Борис Константинович был мастером высшей пробы — очеркист, мемуарист, писатель, доносивший в своих строках до читателя прелесть старой России. Иногда его даже называли наследником Тургенева — настолько ясной, прозрачной и какой-то удивительно спокойной была его проза.

Но, конечно, он не мог оставаться верным этому «тихому» стилю, когда писал о страданиях оставшихся в России. «Будем резать детей, выселять “кулаков”, отправляя их в дальние края на голодную смерть, — кулаков пять миллионов…

Чувствую безнаказанную, торгашескую тишину Европы. «Все сойдет!» Мир – пустыня. Нет истины, все дозволено. Ну, что же, закроем сотни церквей, будем расстреливать священников…Ничего, будем сжигать иконы, снимать колокола, запрещать звон в Москве. Взрывать Симонов монастырь»... Так гремели его слова в ответ на призывы с пониманием относиться к тому, что происходило в СССР.

Он прожил долгую жизнь, пережил тиф и голод во время гражданской войны в России, насильственную высылку на «философском пароходе», немецкую оккупацию Парижа — и умер в 1972 году, через полвека после того, как навсегда покинул Родину.

Зайцев писал очень много — в газетах, журналах, альманахах. И одним из самых читаемых русской публикой был его «Дневник писателя» — отклики на самые разные события: издания книг, юбилеи литераторов, известия из России и Европы. Очерки эти частично уже увидели свет в наши дни, но сегодня российские читатели имеют возможность познакомиться с теми статьями Зайцева, которые публиковались всего один-единственный раз — в газете «Возрождение» в 1930—1932 годах.

Произошло это благодаря Дому русского зарубежья имени Александра Солженицына и московскому издательству «Русский Путь», только что выпустившим книгу «Б.К. Зайцев: Дневник писателя» с обстоятельной вступительной статьей и большими комментариями.

Здесь и воспоминания о Родине, по которой он так тосковал, любил страстно и ощущал просто физическую боль от разлуки с любимым миром старой России — церквей и юродивых, великой литературы... С Россией своих любимых Сергия Радонежского, Иоанна Кронштадского и Ивана Сергеевича Тургенева, Россией, которой он продолжал служить.

 «На Кресте наша Родина, что говорить: распинают ее, на наших глазах распинают, что ни день, глубже вбивают гвозди. Не снегами занесло — страшная, клубящаяся туча, с дьявольском заданием: в пять лет все « дезинфицировать», все уничтожить, выморить все более крепкое крестьянство, извести интеллигенцию, мораль, религию — голого дикаря посадить на престол славы».

Очень много внимания Борис Константинович уделял французской и русской литературе. Любая интересная новая книга, любое событие, ставшее знаковым, юбилеи, собрания — все вызывало немедленный отклик. Причем рассматривалось это, если вспомнить великое пушкинское определение, сквозь «магический кристалл» русской культуры и истории. Боль за Россию билась в каждом слове, в каждой строке:

«Когда Флобер умер, Тургенев, его большой почитатель и ценитель, лично почти друг, опубликовал в России призыв подписываться на памятник Флоберу — первая попытка международной дружественности в литературе. 

К стыду России, она провалилась. Русские не доросли до общеевропейского чувства прекрасного (позже — доросли до поцелуев с Марксом и до памятников ему…) 

На призыв лучшего своего писателя не только не откликнулись — засыпали его насмешками и оскорблениями за самую мысль о солидарности. Какой там Флобер! Собирать на Флобера…

Пишешь об этом с горечью — и за Россию, за Тургенева, и за Флобера».

Гигантская фигура Флобера, как и Тургенева, все время возвращала Зайцева к мысли о свободе и долге писателя, о том, что было для него главным критерием оценки творчества любого, решившего, что он имеет право доносить до людей свои мысли на страницах книг, газет и журналов:

«Какое одиночество! Какая печаль! И какой сдержанный, благородный облик… Он учит высшему благородству и свободе — личной и художнической. Флобер жил сам по себе, писал для себя, никому не подчинялся, никаких заказов не исполнял. Премий не искал, в Академию не пробирался. Странник в жизни, одиночка».

И, конечно, Борис Константинович продолжал отстаивать правду о той России, за границами которой ему теперь приходилось жить. Правду, которую не хотели слушать очень многие в Европе. Он все время размышлял над логикой происшедшего на Родине. И всегда писал честно:

«В России же удивительно следующее: в довоенное время опорой православия считался простой народ, в значительной степени – крестьяне. Большинство церквей – по сельской России. Большинство верующих были мещане, серые купцы, крестьяне. Теперь все изменилось. Крестьяне, оказалось, очень мало сердцем были преданы вере. Я знаю русскую деревню и не удивляюсь массовому закрытию там церквей. Помню и довоенное сельское духовенство…

А интеллигенция при мне, в мои ранние годы, – сплошь находилась вне веры – теперь она главный оплот ее – и в России, и в эмиграции».

Эта книга, уверен, порадует тех, кого интересует история России и размышления над трагедией и триумфом лучших людей нашей страны в ХХ веке.


Виктор ЛЕОНИДОВ
Загружается, подождите...
Количество посетителей
304998
Роскультура - rus