Постигается любовью…

Но что нового можно сказать о Левитане – самом, казалось бы, хрестоматийном художнике, репродукции работ которого сопровождают нас с первых классов школы?

И все же умная работа со светом заставила многие работы выглядеть более яркими – и даже звонкими, – чем если бы мы смотрели на них в недостаточно освещенных залах, типичных для большинства музеев еще 15–20 лет назад. Хотя пасмурный день у Левитана при любом показе остается серым и печальным, как это и задумывал художник. Но стоит посмотреть на знаменитое «Над вечным покоем» из Третьяковки – и видишь леса и травы в непривычном колорите. И «Озеро», перенесенное на выставку из постоянной экспозиции, начинает играть новыми красками.

На выставке около ста произведений. Ее кураторы не ставили целью показать сотни работ Левитана из разных музеев страны, опасаясь, что в результате выйдет «90-томное собрание сочинений», и зритель «не увидит за деревьями леса». Хотя, кроме самых известных картин, здесь есть и небольшие этюды, которые хранятся в Русском музее.

Три зала выставки – это как три стихии: земля, вода и небо. Они соответствуют этапам жизни и творчества Левитана. Первый зал (его открывает «Золотая осень. Слободка») показывает, как на раннем этапе художник писал с натуры и искал свой путь в изображении природы. «Техника его живописи менялась, становилась почти импрессионистической. И все равно сохранялась поэтичность мотива, – рассказывает ведущий научный сотрудник Русского музея Сергей Кривонденченков. – Кульминацией этого периода стал “Март”». Второй зал посвящен волжским мотивам. Трудно вспомнить другого художника, который столько произведений посвятил Волге и так поэтично ее воспел: «Золотой Плес», «Тихая обитель», «Вечерний звон»… А в третьем много облаков и неба, серого, сумрачного и облачного – пишет ли художник Волгу («Над вечным покоем») или Италию («Озеро Комо»). Это картины, скорее, философского характера.

«Его отношение к искусству было безвозмездным и искренним, – говорит Сергей Кривонденченков. – Даже произведения, принадлежащие Третьяковской галерее, например, «Над вечным покоем», «Владимирка», экспонируются в авторских рамах – купленных или заказанных самим Левитаном. Это недешевые, интересные и очень хорошо дополняющие само изображение рамы. Он очень ценил, когда его картины оказывались в коллекции Третьяковской галереи. И если казалось, что Третьяков колеблется (это, наверное, была его специфичная политика – обсуждать и стоимость произведения, и время, когда оно поступит в коллекцию), – Левитан мог пойти навстречу и даже подарить произведение галерее».

Может быть, юбилейная выставка послужит и переосмыслению мифа об исключительной литературоцентричности искусства России. Ведь картины Левитана напрочь лишены всякой литературной основы, в основе их не идеи, а чувства и эмоции. Он писал, что умеет «чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть… то божественное нечто, разлитое во всем, что не всякий видит, что даже и назвать нельзя, так как оно не поддается разуму, анализу, а постигается любовью». Можно научиться живописи, но не видению мира. Парадоксально, но к постижению мира любовью Левитан пришел в бедности и лишениях. 

Что же касается выставки, в Третьяковке в октябре она будет показана вновь и, возможно, окажется более представительной, с «невыездной» (из-за проблем с сохранностью) «Золотой осенью». К участию приглашены и два десятка художественных музеев России и СНГ, в том числе плесский музей Левитана.

Василий КОГАЛОВСКИЙ